Что-то Денисов особенно красив сегодня. Можно представить кучу дамочек, выдумывающих себе самые невероятные хворости, которые обостряются в те дни, когда по «Скорой» дежурит доктор Денисов… Даже сегодня, отягощенная невеселыми мыслями о судьбе Нонны Лопухиной, чуть живая после бессонной ночи, проведенной за чтением дневника Елизаветы Ковалевской, Алена не могла спокойно смотреть на это загорелое, тонкое лицо, на волну отброшенных со лба волос, заглядывать в эти необыкновенно глубокие, матово-черные глаза, а когда видела вздрагивающие в улыбке твердые губы, у нее начинало щемить сердце. Она уже давно, с тех пор, как окончательно рассталась с мужем, не была обременена таким предрассудком, как верность, и ни единое воспоминание о преданности и нежности «бесподобного психолога» не тревожило сейчас ее сердце. Если бы Денисов дал хоть какой-то знак… но в его улыбке не было ничего, кроме дружеского безразличия. Наверное, знает, черт, какое впечатление производит на женщин! Может быть, даже натерпелся от их избыточного внимания – ведь глаза у Денисова и впрямь блудливые, а женщины не просто легковерны – они видят по большей части то, что хотят видеть, и беспрестанно принимают желаемое за действительное… Алена и сама такая. Ей все время чудится, что Денисов что-то хочет сказать – но почему-то сдерживается.
Почему? Зачем?!
Доктор Денисов, наверное, чем-то похож на Георгия Смольникова, о котором прошлой ночью его правнучка нечаянно выяснила так много нового и интересного… и далеко не всегда лестного. А уж про свою прабабушку столько всего узнала, что пока не представляет, как со всем этим справится.
Ладно, об этом она еще подумает. Потом. Будет время. А сейчас надо как-то вырваться из плена этих поразительных глаз!
– Илья, а у вас есть постоянные пациентки? – спросила она, когда садились в машину, причем доктор поместился в салоне с девушками, и это вызвало хмурую гримасу шофера. – Ну, которые вас беспрестанно на помощь призывают? А, Илья Иванович?
Точеные губы Денисова обиженно дрогнули. Ну да, он же терпеть не может, когда его называют по имени-отчеству!
И зря. Он настолько хорош, что даже это имя ему идет!
– А как же, – повел он своими поистине соболиными бровями (левую у виска рассекал чуть заметный белый шрамик, и это просто-таки сводило с ума Алену желанием и невозможностью коснуться его губами). – Одна, самая любимая, – Валентина Петровна. Она на улице Нахимова живет, по два-три раза в сутки меня вызывает.
