Кира задумчиво спустилась со стола, и внезапно под ногой что-то бумажно зашуршало.
Сердце так и подскочило. Кира опустила фонарь, однако на полу, вместо вожделенной россыпи «зеленых», сиротливо валялась какая-то скомканная бумажка.
Кира развернула ее – и едва не отбросила снова, будто ядовитое насекомое. На нее мрачно глянуло собственное лицо и запрыгали буквы: «За совершение особо тяжких преступлений…» Нет, выбрасывать эту гадость не стоит. Это улика. Может быть, когда-нибудь милиция найдет того негодяя, который все это учинил. С каким наслаждением Кира швырнет эту листовку ему в лицо!
Она сунула бумажонку в рюкзачок – и вдруг поняла, что милиция, пожалуй, найдет «того негодяя» куда позднее, чем ее. Потому что по улице промчалась машина и, взвизгнув тормозами, остановилась как раз рядом с калиткой бабы Нонны.
* * *
Сорвать занавеску с окна, распахнуть его и выскочить во двор оказалось секундным делом. Пригибаясь, она уже обегала дом, стремясь к пролому в ограде, а из светлой машины – вроде бы «уазик» милицейский, но в темноте проулка не разобрать, – только еще выходил человек. Высокая мужская фигура задвигалась, открывая калитку, и Кира ощутила враз страх и облегчение. Неужто Мыкола?! Вполне живой… черта с два его так просто свалишь, тут не табурет нужен, а хотя бы стол! Но, очевидно, даже и табурет смог оказать на Мыколу определенное воздействие. Во всяком случае, он не включил фары, не направил их на дом и двор. В этом случае Кирино путешествие закончилось бы, не начавшись. Мыкола зашагал по дорожке к дому, ступая так тяжело, что под этой шумовой завесой Кира с легкостью достигла известного пролома, перескочила через него – и канула в уличную тишину и темноту.
Да, на появление Мыколы отреагировали включением света только два-три соседних дома. Весь прочий Коктебель мирно спал, и никто не орал вслед Кире: «Держи! Лови!» – пока она, подобно призраку, неслась к берегу, почти не замечая дороги, потому что в эти минуты перестраивала всю программу своих действий.
Теперь в Симферополь ехать нельзя. Во-первых, нет денег на машину. А если бы они даже и были, ясно: первое, куда позвонили всполошившиеся Панько с очухавшимся Мыколою, это в аэропорт. В четыре – самолет в Москву, затем, с двухчасовыми интервалами, в Киев, опять в Москву, опять в Киев, в Петербург… Очевидно же, что сюда и только сюда будет стремиться беглянка раньше всего. Из Симферополя есть дневной и вечерний поезда на Москву, а из Феодосии – только вечерний.
