Вдруг из толпы один выходит.
Вослед за ним – и два других…
Что происходило дальше – известно всем прилежным читателям Пушкина. Три храбреца поплатились жизнью за любовь египетской царицы, но мало похоже, чтобы смерть могла оказаться слишком дорогой ценой для других соискателей ее неистовой страсти.
Примерно в это же время Пушкин пишет два наброска будущих произведений: «Гости съезжались на дачу», «Мы проводили вечер на даче…» Главная героиня обоих набросков – Закревская, снова она. Правда, здесь ее зовут Зинаида Вольская. Имя Зинаида – не менее змеиное, медное, опасное, чем Нина, разве что в нем появляется некая грозная неумолимость. Увы, даже отъявленный бесстыдник и хулиган Пушкин спасовал, оробел, ощутил, что слаб в коленках перед этой эгоцентристкой, эксгибиционисткой и распутницей, которая получала явное наслаждение, эпатируя окружающих. Вот уж воистину – Вольская, все она делала лишь по своей воле!
Тема Клеопатры возникает здесь вновь. От светской болтовни о причудах египетской царицы разговор переходит к замыслу Зинаиды Вольской, решившей уподобиться Клеопатре («Мы проводили вечер на даче…»). Разговор гостей заходит сначала о том, кого следует почитать первой из женщин. Наперебой звучат имена мадам де Сталь, Орлеанской девы, английской королевы Елизаветы, мадам де Ментенон, мадам де Ролан или «бесстыдницы» Жорж Санд. Наконец называют Клеопатру – как символ наивысшей степени разгула натуры и страстей. Один из гостей спрашивает Вольскую («вдову по разводу», как уточняет ее статус-кво Пушкин):
«Вы думаете, что в наше время, в Петербурге, здесь – найдется женщина, которая будет иметь довольно гордости, довольно силы душевной – чтоб предписать любовнику условия Клеопатры?»
Зинаида без колебаний отвечает:
«Думаю – даже уверена».
В этот прозаический набросок Пушкин вновь вставил стихотворные строки о Клеопатре:
И кто постиг в душе своей
Все таинства ее ночей?..
Вотще! В ней сердце томно страждет —
Оно утех безвестных жаждет —
Утомлена, пресыщена,
Больна бесчувствием она…
Ну да, даже Пушкину неловко было признать, что ни он, ни кто другой вообще не интересует Закревскую как человек, как личность, как мыслящее существо – ее волнует только то, что у мужчин, пардон, ниже пояса. Это была даже не дама, не мать семейства, не матрона – она на всю жизнь осталась непосредственной девочкой с чрезмерно развитой чувственностью, так и не повзрослевшей, играющей с мужчинами в постели… в куклы, а вовсе не в любовь. Эта натура оказалась непостижима изощренному психологу Пушкину, вот он и запутался в попытках создать портрет современной Клеопатры: то в ней, видите ли, «сердце томно страждет», то «больна бесчувствием она»… Но ведь одно исключает другое!
