– Ну что ж, – сказал де ла Фонтейн, убирая карты и поднимаясь. – Похоже, ставок больше не предвидится? Коли так, партия окончена, ибо в долг я не играю. Спасибо, Лелуп, что ты такой никудышный игрок!
Все захохотали, и этот язвительный, злорадный смех вселил в Лелупа новые силы. Он бросился к Анжель и подтащил ее к столу.
– Вот, – прохрипел Лелуп. – Вот моя ставка! Она... против всего остального. Принимаешь? – В голосе его звучали умоляющие нотки.
Глубокая тишина воцарилась вокруг. Все с изумлением взирали на Лелупа и Анжель, и только де ла Фонтейн оставался спокоен. На его лице не дрогнул ни один мускул, когда он принялся сдавать карты, и вскоре внимание зрителей всецело переключилось на игроков.
Анжель стояла, будто громом пораженная.
Не скоро она обрела подобие спокойствия и некоторую твердость в ногах, чтобы приблизиться к столу и глянуть, что там происходит. Карточная игра была ей абсолютно непонятна – она слушала азартные выкрики соперников:
– Бита!
– Еще беру!
– А вот валет!
– Ваша карта.
– Сдаю!
– Туз!
– У меня тоже.
– А мы вот так!
– Прикупил!
– Масть пошла!
Все эти слова ей ничего не говорили, и Анжель принялась разглядывать карты – почтенного вида стариков с коронами на головах, улыбчивых дам и молодых кавалеров, сердечки, крестики, ромбики, пики. Скоро она уразумела названия мастей – трефы, черви, бубны и пики – и узнала, что черные карты треф, все без исключения, назывались козырями и превосходили по значению прочую колоду, так что какая-нибудь шестерка треф могла побить даже и короля – если он другой масти.
Игра шла к концу; Лелуп еще больше понурился, в то время как де ла Фонтейн не скрывал своего торжества: верно, у него оказались все козыри.
Вокруг по-прежнему царила тишина, и оглушительными в этой тишине показались треск и шипение, вдруг донесшиеся из очага.
Все обернулись туда как по команде. Гарофано кинулся к очагу, сдернул с него почти выкипевший котелок, обжег пальцы и стал яростно дуть на них, осыпая проклятиями и огонь, и игроков, а в первую очередь себя самого.
Посмеявшись, все дружно повернулись к столу, игра возобновилась, и никто не заметил, что в тот миг, когда де ла Фонтейн обернулся на очаг, рука Лелупа молниеносно схватила со стола одну из карт Оливье и спрятала ее. Никто... кроме Анжель.
Она успела даже разглядеть картинку на этой карте! Это была дама треф, и чем-то неуловимым – возможно, черными, затейливо убранными волосами, злой хитростью всего облика – эта дама треф напомнила Анжель графиню д’Армонти. Анжель не сразу поняла, что с исчезновением этой карты в игре наступил перелом.
