– Мне тоже, – сказал Тревельян, вытащил бластер и двинулся к проходу, помеченному сиреневым.
Этот коридор был высоким и просторным, но довольно старым – камень стен кое-где раскрошился, башмаки взметали древнюю пыль, и попадались места с просевшим потолком. Освещения, как и в других тоннелях, не было, но Ивар велел трафору пригасить прожектор, а заодно перейти в боевую форму. Теперь за ним бесшумно скользил выпуклый диск с десятком манипуляторов и торчавшей на кронштейне головкой излучателя. Края диска слабо светились, и этого хватало, чтобы различить дорогу и любые препятствия на расстоянии двадцати шагов.
В быстром темпе они одолели метров пятьсот или шестьсот и очутились в естественной полости, заваленной бесформенными глыбами. Пещера была огромна; возможно, отсюда брали камень для облицовки казематов и тоннелей. Ее стены покрывал фосфоресцирующий лишайник, с потолка свисали сосульки сталактитов, на дне струился неглубокий ручей, и на обоих его берегах виднелись какие-то полуразобранные агрегаты – должно быть, останки землеройной техники. Коридор, ведущий в пещеру, превратился в насыпь, пересекавшую пространство от стены до стены и уходившую в темное отверстие в дальнем конце подземелья. Насыпь – точнее, дамба, мощенная большими плитами песчаника, – сохранилась неплохо для старинного сооружения; плиты ее потрескались, в швах между ними и в разломах светился лишайник, но в общем и целом эта дорога была широкой и прямой.
В самой ее середине, изогнувшись горбом на плоских камнях, маячила бронированная гусеница. Перед ней застыл знакомый угловатый корпус, уже лишенный ног; нагрудную пластину Контактера сжимали гибкие, длинные, покрытые чешуей щупальца. Пленивший его монстр прикрывался Контактером как щитом, выставив наружу горб со стволами метателей плазмы. И эти стволы глядели прямо Ивару в лицо.
Его реакция в скафандре не уступала стремительности боевого робота. Мозг еще не успел осознать грозившей опасности, как мышцы скоба, повиновавшиеся инстинкту, швырнули Тревельяна за край насыпи. Одновременно с этим движением лазерный луч скользнул под сводом пещеры, срезав оружие врага. Затем выстрелил трафор, и гусеница осела на каменные плиты.
– Сейчас добьем, – произнес Тревельян, поднимаясь. Он сделал несколько шагов, целясь из бластера, но вдруг хриплый вибрирующий голос заставил его остановиться.
– Н-не надо-о… н-не надо-о же-ечь огне-ем… я-аа хочу-у го-оворить…
Я! На альфа-хапторе и на любом другом языке это определяло не только разум, но личность с самосознанием. Робот, мыслящая машина или искусственный интеллект, не прошедший воспитательного цикла, свою индивидуальность не осознавали. «Я», прорвавшееся сквозь мучительные хрипы, принадлежало не электронному созданию, а существу. Возможно, такому же призраку, как заключенный в кристалле командор.
