Я закричал, вращая в воздухе клинок. Я обладаю сильным голосом, а рост и шкура леопарда на плечах делают меня заметным в самой гуще схватки. Увидев сигнал, мой арьергард, ведомый Усуркуном, бросился в воду наперерез сирийцам, а люди Масахарты, поднявшись точно тени меж камней, встретили врага тучей дротиков. Пращники, засевшие на склонах, начали спускаться вниз; кое-кто раскручивал ремень с глиняным ядром, другие подбирали и швыряли камни или готовились биться врукопашную, секирой и мечом.
Мы сшиблись с сирийским отрядом в бурлящей воде, на скользких камнях и гальке, где всякое неверное движение могло отправить воина в поля Иалу. Впрочем, у шаси свой рай и свой у ливийцев, так что в Поля Блаженных, где правит Осирис, мог попасть один Инхапи.
Стена щитов возникла предо мной, я проломил ее мощным усилием, достал клинком грудь человека в пурпуре. Он захлебнулся кровью, начал падать, а вместе с ним – мои телохранители. Похоже, князя защищали лучшие бойцы, десяток или полтора наемников-хабиру, крепкие чернобородые мужчины в медных шлемах. Дрались они с ливийцами почти на равных: за троих отдали пятерых.
К нам, живущим тысячелетия, забывшим о страхе смерти, время относится благосклонно, не заставляя нас ни медлить, ни спешить, ни, напрягая жилы, растягивать мгновения в тщетной попытке добиться отсрочки у судьбы. Но тот, кто погружается в прошлое, знает: так было не всегда. Для миллиардов навеки ушедших секунды не равноценны – одни торопили их, заставляя действовать стремительно, повиноваться не разуму, но чувствам, другие, унылые, не поддающиеся счету, тянулись, складывались в месяцы и годы, истекали, как вода меж пальцев. Был среди них и самый черный миг – тот, что отделяет жизнь от внезапного конца.
Мы с Инхапи стояли над телом сирийского князя, вдвоем против восьмерых хабиру. Речные струи звенели и кружились вокруг нас, справа летели дротики, посланные Масахартой, сзади, оступаясь на камнях, рыча и потрясая секирами, спешили на помощь люди Осохора. Но в это мгновение мы были вдвоем, только вдвоем против восьмерых.
Чернобородый воин с гневным воплем прыгнул ко мне, вздымая меч, и рухнул в воду с перерубленным плечом. Упал еще один – дротик раскачивался меж его ребер, красные нити извивались в хрустальной влаге точно лепестки цветка. Третий занес клинок над Инхапи.
Тот Инхапи или не тот?.. – мелькнула мысль. Я мог отступить, промедлить секунду, но странное предчувствие повелевало мной: пальцы на рукояти клинка окаменели, мой меч сверкнул и снес нападавшему голову.
