Графинчик уже опустел на три четверти, а бледно-смуглое лицо Росано окрасилось румянцем. Словно прочитав мысли Серова, лекарь навалился на стол, схватил его за руку и пробормотал:
– Здессь начнется резня, но в ссс… в Старом Свете будет еще х-хуже… Ты пра… правильно ссделал, что сбежал из ссвоей Нормандии… Buono![46] Н-но только… только…
– Что – только? – спросил Серов, помогая ему нашарить рюмку.
– Только вссе это – прах и тлен, тлен и прах… А вечность – зна… знание… тайное знание… кх… книга…
– Какая книга?
Росано неверным движением приложил к губам палец. Это удалось ему с третьей попытки.
– Шшш… тих-хо… 3-забыл уже? Книга, которую ты будешь пере… пере… переписывать… для вечности… – Он подпер голову кулаком, уронил ее и зашептал едва слышно: – Книга… про… промысел Божий… послал… великий Ле… Леонардо… Господь знает, кому да… дарить откровение… Двести лет!.. Двести лет хр… хранили, а она сожгла!.. И я ударил… кинжалом… Гореть мне в преисподней! Или не гореть? Ведь ссс… спасший слово Божье должен… должен…
Голова хирурга упала в блюдо с фруктами, и он оглушительно захрапел. Серов нахмурился. Что за тайное знание? Что за книга? Не с описанием ли кладов, зарытых где-нибудь на островах или в джунглях Панамского перешейка? Клад ему бы очень пригодился. Скажем, сундук с дублонами… Купить на них корабль, вооружить, нанять команду и махнуть к Петру Алексеичу… А по дороге пустить на дно пару-другую шведских галер…
Он вытянул руку, потряс Росано за плечо:
– Что в этой книге? И почему вы боитесь преисподней?
Лекарь всхрапнул, приоткрыл один глаз и вдруг сказал совсем разборчиво:
– Н-нет, не боюсь. Спасший слово Божье должен быть помилован.
Сказал – и отрубился.
За спиной Серова зашелестела занавеска, потом раздался старческий голос:
– Бедный синьор Росано… воспоминания мучают его… Мадонна, заступись за грешника перед сыном твоим!
– Он толковал о книге, – молвил Серов, но старый Пьетро лишь нахмурился и пожал плечами:
– Не знаю, не знаю… Вы оставите его у нас до утра, мой господин? Тогда перенесем синьора в комнату, на постель…
Серов поднялся, взял саквояж и взвалил хирурга на плечо. Росано был тощ и вместе с камзолом и башмаками весил не больше половины центнера.
– Не могу оставить. Капитан голову снимет. Приказано, чтобы лекарь был на корабле.
Он повернулся, вышел из лавки на солнцепек и начал спускаться вниз по улице. Ребра Росано давили ему на спину, голова моталась где-то под лопатками, и временами, когда пьяный храп прерывался, Серов слышал, как лекарь стонет и бормочет: «Laura… caro mio…»
