– Ром и джин, – ледяным тоном молвил он, глядя на двух приятелей, словно на подлежащих вивисекции макак. Потом повернулся к Серову, тоже понюхал и задумчиво сморщился: – Вино? Нет, крепковато для вина… Ты откуда взялся, крыса? Кто такой?
Спокойно, сказал себе Серов, спокойно; в чужой монастырь со своим уставом не лезут. Тем более когда командует в нем этакий тип. Сразу видно, опасная гадина…
Он вытянулся по стойке «смирно» и доложил:
– Андре Серра, с французского капера «Викторьез»! – Мастер Стур ткнул его в почки кулаком, и Серов, будто по наитию, добавил: – Сэр!
– Что-нибудь еще, боцман? – холодный взгляд фиолетового обратился к Стуру.
– Эти двое, – Стур кивнул на Хенка и Мортимера, – вчера загуляли, мистер Пил. Притащили француза и легли отсыпаться на пушечной палубе. Потом затеяли драку. Прикажете их к капитану?
– К капитану? Зачем? Обычное наказание, боцман: три раза под килем, чтобы протрезвели. Потом – в карцер.
С этими словами Пил развернулся и стал подниматься по трапу.
– Эй! – крикнул Серов. – Я-то в чем виноват? Они хотели меня…
– Шесть раз! И не спешить! – донеслось сверху, и боцман тотчас выкрикнул:
– Эрик, Хрипатый Боб! Завести канаты! Хейнар, Олаф, Стиг – сюда!
Серов дернулся, но его уже валили на палубу, сдирали куртку, вязали руки и ноги. Делалось все быстро и сноровисто – он и глазом не успел моргнуть, как был упакован в лучших традициях российских мафиози. Закончив с ним, трое крепких светловолосых моряков взялись за Мортимера и Хенка. Те не оказывали сопротивления, даже Хенк, огромный, как медведь; видно, процедура была для них привычной. Тем временем экипаж столпился у бортов, подбадривая светловолосых гиканьем и улюлюканьем; перед затуманенным взглядом Серова вновь замаячили ощеренные рты, смуглые, опаленные солнцем плечи и спины, развевающиеся по ветру лохмотья. Похоже, в команде бились об заклад: ежели появится акула, то что она отхватит – руку, ногу или какой-то орган поважней.
– Француза первым! – рявкнул боцман Стур, и Серов почувствовал, как его поднимают. Затем сине-зеленые волны стремительно полетели навстречу, он извернулся, пытаясь защитить лицо, успел глотнуть воздуха и с громким всплеском погрузился в морскую пучину.
Тишина, покой, прохлада объяли его. Он видел неясные тени, скользившие под ним, белесые и серые, похожие формой на торпеду; он видел, как колышется вверху поверхность моря, пронизанная золотистыми лучами; видел, как свет тускнеет, уходит в глубину, в темную бездну, откуда нет возврата. Выдохнуть воздух, мелькнула мысль. Выдохнуть, закрыть глаза и погрузиться в соленую тихую пропасть… Возможно, это лучший выход? Нет! Никогда! Преодолев приступ малодушия, он задергался, как рыба на крючке. Канат, обхвативший его пояс, тащил под выпуклое днище корабля, мимо досок, покрытых ракушками и водорослями; предохраняя голову, он упирался в них руками и ногами. Тащили его не спеша, и когда Серов миновал киль, тоже обросший морской живностью, в ушах зазвенело, и он почти потерял сознание. Прошла, казалось, вечность, пока его тянули вверх; он вынырнул, задыхаясь и кашляя, сделал три или четыре глубоких вдоха и снова очутился под водой.
