— Это я, — дружелюбно сказал Бондарев и постучал по визитке.
— Смит, — с трудом прочитал хозяин.
— Вот именно, — сказал Бондарев. — Джеймс Смит. Это я.
Хозяин презрительно качнул тяжелым щетинистым подбородком, будто бы фамилия Смит была слишком плебейской для этого прибежища аристократов, где ежевечерне собираются какие-нибудь Фицсиммонсы или Хаусхофферы. Однако деньги у Бондарева, несмотря на его непритязательную фамилию, он все же взял.
Бондарев едва пригубил горячий и дьявольски ароматный кофе, как вдруг оказался не один за своим столиком. Парень в кожаной куртке уже не играл в нарды и не сидел к Бондареву спиной. Он сидел к нему лицом, и, судя по шраму над правой бровью, парня звали Мурад.
— Это вы мистер Смит? — спросил он по-английски.
— Это я, — ответил Бондарев. — А это вы Мурад?
Парень молча кивнул.
— Это хорошо, — улыбнулся Бондарев и стал пить кофе.
Парень некоторое время молча наблюдал за ним, а потом не без труда составил из английских слов еще одну конструкцию:
— Вы можете мне сказать...
— Да, — согласился Бондарев.
— Вы можете мне сказать имя...
— Да, — сказал Бондарев.
— Тогда скажите. Потому что я хочу знать.
— Очень хорошо, — сказал Бондарев и отставил в сторону пустую чашку. — Я могу вам сказать. Но сначала я хочу поговорить о деньгах. Понимаете? Это важная информация, она стоит денег. Понимаете? Я специально приехал сюда, потратил свои деньги, потратил свое время. Мне нужна компенсация, понимаете?
Бондарев говорил медленно, чтобы турок все понял. Судя по выражению его лица, Мурад понял.
— Компенсация, — повторил он. — Деньги.
— Вот именно.
— Сколько вы хотите?
Бондарев изобразил глубокую задумчивость. Тут нужно было попасть в десятку — то есть назвать сумму, приемлемую для турка, но не настолько низкую, чтобы турок засомневался в ценности информации.
— Пять тысяч, — сказал Бондарев. — Пять тысяч американских долларов. Старые добрые зеленые деньги.
— Слишком много, — сказал турок.
— Нет, это не много, — возразил Бондарев и недовольно поморщился, однако под взглядом Ататюрка с портрета быстро оттаял. — Но я понимаю, что для вас это... Это в некотором роде личное дело. Семейное дело.
— Он был моим братом, — сухо ответил Мурад.
— Да, — Бондарев кивнул, показывая, как он ценит родственные связи в местной культуре. Он оценил родственные связи в пятьсот долларов. — Четыре пятьсот.
— Четыре, — сказал Мурад.
— Ох, — сокрушенно вздохнул Бондарев. — Четыре... Не очень хорошая цифра. Но я уважаю значение родственных связей в вашей традиционной культуре.
