Когда в таком вот благодушном настроении Фоменко подходил к своему кабинету — усталый, но довольный, в пыльном камуфляже, гроза криминала, отец личному составу, — тут как раз и возник молодой сержант с собачьей преданностью в глазах.
— Товарищ полковник, все, как вы сказали… — сержант вытянулся словно на параде.
— А что я сказал?
— Ну вот насчёт этих баб… В смысле, женщин.
— Что там ещё за бабы? — Он всё ещё не понимал, он был слишком доволен собой после шоу с героином.
— Ну эти, как их там, Беловы.
— Какие Беловы? — полковник замер и посмотрел на сержанта как удав на кролика.
— Эти… Эти самке… Мать и дочь… Как вы сказали, — добавил сержант спасительную фразу.
— Кто сказал? Кому сказал?
— Вы позвонили и велели произвести задержание. Обоих. То есть обеих. В смысле, двух.
— Я позвонил? — переспросил полковник. Сержант кивнул. — И я приказал задержать мать и сестру Белова?
— Точно так, — сказал сержант.
— И ты их задержал?
— Точно так.
— Молодец, — сказал Фоменко. — Это ты молодец.
В течение нескольких секунд он находился в состоянии полной прострации, когда поток пугающих мыслей моментально вымыл из головы все, за исключением одного очень простого воспоминания — Фоменко никому и никогда не приказывал задерживать сестру и мать Алексея Белова.
Если Фоменко о чём и жалел — так о том, что тогда, после мордобоя возле университета, он не уделил больше внимания задержанному Алексею Белову. Не посмотрел ему в глаза, не увидел в нём нечто большее, чем тупую жестокость и злость. Если бы Фоменко потратил тогда эти секунды, то, вероятно, он бы увидел в глазах Белова не только злость (а это само собой присутствовало), но также увидел бы и уверенность в своей правоте, упорство и решимость стоять на своём до конца.
Фоменко не увидел этого тогда, но последующие события показали ему, что именно можно было прочитать в глазах Белова.
А зная это, Фоменко знал и другое — чего нельзя делать ни в коем случае, так это трогать сестру и мать Алексея. Сделать такое значило подкрасться к питбулю, пнуть его что есть силы и повернуться спиной, надеясь, что собачка сдохнет с перепугу.
Фоменко быстро вошёл в кабинет и потянулся к телефону, чтобы все исправить, все изменить, но телефон зазвонил сам собой, не дожидаясь полковника. Фоменко раздражённо схватил трубку, чтобы быстро оборвать явно пустяковый разговор — все разговоры сейчас были пустяковыми, кроме разговора о Белове, но осёкся, едва услышав голос.
— Ваша проблема все ещё бегает, — сказала трубка. — А вы всё сильнее нервничаете.
