За неделю до намеченного отплытия Эжен все же решился на разговор с отцом. Это было дома, они сидели в кабинете, в раскрытое окно проникал чуточку прохладный ветерок с моря, но было жарко и душновато. Пьер пытался втолковать сыну его обязанности в его отсутствие, но Эжен волновался, слушал вполуха. Отец заметил наконец-то его расстроенный и угнетенный вид и спросил: - Эжен, сынок, тебя что-то тревожит? Ты меня совсем не слушаешь. - Да, па! Меня не оставляет мысль о том, чтобы ты взял меня с собой! - И он рухнул перед отцом на колени. - Возьми меня, я не буду тебе в тягость! Умоляю, па! Пьер помолчал немного, поднял ласково сына, усадил в кресло. Оглядел его скорбную физиономию, почесал бородку. Потом мягко сказал: - Я понимаю тебя, сынок. Но как могу я тебя взять с собой, когда ты мой наследник? Кто, кроме тебя, продолжит мое дело, сынок? - Па, но ведь не обязательно же мне погибать. Ты же не погиб! К тому же у тебя еще есть сын, Тибо. Ну, па, умоляю, разреши! - Хорошо. Если мать не будет возражать, то я могу согласиться. Согласен? - Нет, па, не согласен. Ма никогда не согласится отпустить меня. Ей все кажется, что я маленький, а я уже совсем взрослый и могу постоять за себя. - Я это знаю, сынок, но без воли матери я ничего не буду делать. Если уговоришь ее, то я согласен, а так и не проси, Эжен. Два дня Эжен ходил вокруг матери, не решаясь заговорить. Но время шло, и надо было уже спешить. Но бастион оказался слишком стойким. Взять его не удалось. - Дорогой мой Эжен, - сказала Ивонна печально, - я не могу отпустить в такой дальний путь сразу двоих мужчин из дома. Это нехорошо, да и не нужно. Отец сам со всем там справится. А тебе надо быть тут и заниматься делами семьи. Никакие уговоры на нее не подействовали. Эжен лишь усилил ими материнское сопротивление. Он ушел, зло хлопнув дверью, и решил теперь двигаться к цели своим путем. Убер, матрос, а вернее, юнга лет семнадцати, который обещал Эжену помощь, уже приготовил в трюме место, заготовил еды и воды на несколько дней. Монеты, что дал ему Эжен, он уже отнес своей матери, и теперь отступать ему было некуда. - Господин, вы уж, если что такое случится, не подводите меня, а то я без работы пропаду, а у меня мать и двое младших братьев. - Я же обещал, Убер, так что с этим все решено. Главное, чтобы ты меня не выдал. Никто не должен знать, что я на судне до прибытия в порт назначения. Будешь помогать мне, я хорошо заплачу. Вернешься домой с деньгами, и мать у тебя никогда больше не будет голодать. Договорились? - А куда мне теперь деваться, сударь? Теперь я весь в вашей власти. Приказывайте, а я буду выполнять. - Отплываем рано утром, будет еще не очень светло. А я в трюм заберусь еще ночью, так что риска никакого, Убер. И не бойся, я в случае чего все возьму на себя. Отец же не выбросит меня за борт, как ты думаешь? - Что вы, господин. - Убер облегченно улыбнулся. - Как можно! Конечно, не выбросит, сударь. За два дня до отплытия Эжен заявил, что намерен поехать к дяде Фоме, а то предстоит много работы и потом трудно будет вырваться к нему. Потому он для виду попрощался с отцом, очень ласково и растроганно - с матерью, а на следующий день уехал. Так думали дома. На самом деле он переночевал у товарища, не появлялся днем на улицах, а ночью прокрался в порт, где стояло судно. Условленным сигналом вызвал на берег Убера. Они тихонечко поговорили, и Убер незаметно провел Эжена на палубу "Мари", как назвал Пьер свое судно. Скрываясь от вахтенного, который тихо дремал с пустым кувшином в обнимку, Убер тихо отодвинул засов люка, и Эжен быстро юркнул вниз. Он уже не раз бывал здесь и знал все проходы, которые теперь едва позволяли пролезть в приготовленную конуру. Здесь ему предстояло провести несколько дней, а может, и недель, это уже в зависимости от того, как поведет себя погода. Тихо прошуршал засов, и Эжен остался в полной темноте. Слышался лишь тихий плеск воды у причала, да иногда по палубе шлепали босые ноги вахтенных. Он вспомнил, как вручал письмо для матери своей поверенной в делах, младшей сестре Мари. Та с перепугу чуть ли не побежала доносить, но Эжен успел убедить ее в обратном. Девочка боялась материнской грозы, но Эжен научил ее немного покривить совестью: - Ты скажешь, что нашла это письмо в столе. А так как оно адресовано ма, то ты и отнесла его ей. Ты все поняла? - Я-то поняла, но это так нехорошо. Обманывать ма - это грех, и его нам не отмолить, Эжен. Я боюсь! - Но ты же обещала! Что же теперь мне-то делать? - В том-то и дело, что обещала. И так плохо, и этак. Ладно, сделаю для тебя, что просишь. Но с отвращением, учти. - Хорошо, Мари, хорошо! Только передай письмо ма, и все!
