– Во сколько закрываетесь? – остановился Никифоров.
– Желаете посидеть? – с неприязненной радушностью поинтересовался человек в белом.
Леха с мимолетной надеждой глянул на аккуратно шагающую по проходу между столами спутницу, но тут же отбросил эти мысли.
– Да нет, спасибо. Просто мне знакомую нужно проводить, возвращаться же через вас придется.
– За час управляйся, – скабрезно ухмыльнулся работник. – Или потом будешь ждать до станции, и по перрону обходить.
– Спасибо за информацию, – ожег взглядом непрошенного советчика Никифоров, разом стерев с его лица сальную улыбочку. – Я ее учту.
Повар пробурчал ему вслед что-то неразборчивое, и вернулся к сеансу гипноза.
Группа малышни ехала в последнем вагоне. Несмотря на летний сезон отпусков, дополнительные поезда были невелики – большая часть пассажиров предпочитала хоть и дорогие, но более комфортабельные фирменные поезда. Впрочем, последним вагон был только по нумерации, а на самом деле он был первым от локомотива. По старой традиции, которая гласила, что «в Москву поезда идут „раком“, отсчет вагонов начинался с хвоста поезда.
На межвагонных площадках нещадно мотало, и стоял страшный грохот. Уже перед последним вагоном в переходе так тряхнуло, что Ольга чуть не потеряла равновесие. Алексей метнулся к ней быстрее атакующей кобры, и крепко, но нежно, ухватил за локоть.
Несколько нескончаемо долгих секунд они смотрели друг на друга в грохочущем полумраке площадки, пока распахнутая сзади тяжелая дверь не хлобыстнула, закрывшись по инерции при очередной судороге тысячетонного сочлененного чудовища.
Никифоров вздрогнул, и отдернул руку, словно он не поддерживал свою мечту под локоть, а как минимум ухватился за ее грудь. Ольга сделала шаг назад, и оказалась в тамбуре своего вагона. Она перевела дух, только сейчас поняв, что все это время не дышала.
– Ну… – тихо сказала она, отвернувшись к окну, чтобы ее не выдал блеск глаз и предательский румянец на щеках. – Вот я и пришла. Спасибо.
– Не за что, – глупо ответил Леха.
Он судорожно пытался расшевелить свои мозги. Да что там расшевелить – хотя бы просто запустить их! Ведь сейчас Ольга просто развернется, нажмет на ручку двери, и исчезнет. А он так и останется здесь, в прокуренном тамбуре, с ватными ногами, мокрым песком в голове вместо мозга, пустым сердцем и отчаянным пульсом в висках, который гремит сильнее, чем колеса поезда на стыках рельс.
Но она почему-то медлила. Ее лицо отражалось в темном стекле поезда, который протискивался сквозь сибирскую ночь. Скользящие тени снаружи, тени на резко очерченных скулах от неяркого верхнего света слабой лампочки, тень от свалившейся на лоб непокорной челки, глубокие тени вместо глаз…
