— Не обижу! — рассмеялась та. — Это хороший сорт, не то что мои…
Она бросила свою папиросу на землю и, прорезав острым ногтем мизинца бандероль на коробке, вынула из нее новую папиросу и закурила.
— Вот и пришлись ваши по вкусу, Ардальон Порфирьевич, хоть вас-то и не знают!… — прищурила насмешливо глаза его соседка по дому, с интересом все время наблюдавшая новую знакомую Адамейко. — А я и не знала, что вы такой ловкий кавалер…
Ни жена Сухова, ни Ардальон Порфирьевич ничего не ответили. Адамейко искоса только неприязненно посмотрел на нее.
— Да… Так, говорите, сынок ваш, Павлик, болен даже?… — обратился он к Ольге Самсоновне.
— Беспокоюсь очень… Неприятность такая… Вот и Галю боюсь на лишний час в квартире оставлять: как бы не заразилась… С собой ее взяла, в аптеку. Хотя разве так упасешь?… Доктор коммунальный приходил, лекарство прописал. Говорит, подозрение есть на скарлатину… рвота у Павлика.
Как ни сумрачно было в этот момент лицо Ольги Самсоновны, но она не смогла сдержать улыбки, когда сидевшая все время спокойно соседка Ардальона Порфирьевича вдруг поднялась и, не говоря ни слова, отряхивая почему-то свою черную юбку, направилась к другой скамейке.
— Испугалась заразы старуха, что ли?… — уже с презрением к ушедшей сказала Ольга Самсоновна. — Кто она, Ардальон Порфирьевич?…
— Лишний человек, по-моему… Как есть, никому не нужный!… И, заметьте, сплетница… — глухо и горячо вдруг отозвался Адамейко. — Барыня, собачки своей не стоящая!…
— …Ну, вот и ждем лекарства… — продолжала уже женщина первоначальный разговор. — А муж мой дома, с Павликом. И денег нет… Вот вам и голая жизнь, как говорится! — посмотрела она внимательно на своего собеседника.
И — недокуренной — бросила папиросу далеко от себя в кусты.
Ардальон Порфирьевич тоже внимательно рассматривал теперь лицо молодой женщины.
Оно было бы очень красивым, если бы не вдавленный узкогубый рот, придававший тем всему лицу почти злое и надменное выражение. Но Ольга Самсоновна все же была красива: темно-рыжие стриженые волосы, голубые большие глаза, матовый загар чистой молодой кожи, стройная, чуть-чуть полная фигура — привлекали к себе внимание встречных прохожих. Вероятно, не один из них обращал — и в этот день — внимание на то, что красоте этой женщины никак не соответствовала ее скромная, почти бедная одежда, как и не соответствовала она, на первый взгляд, тому, что женщина эта — в заштопанных в нескольких местах чулках — водила с собой капризного белого, как пуховка, грациозного шпица.
