Сибирский аллюр | страница 6



В настоящее время все вокруг было мирно, спокойно и скучно. Мужички, гордо именующие себя казаками, ходили с набегами все больше по южным краям, гоняя безобидных раскосых пастухов, что искали новые пастбища для своих отар. Эта простая казачья забава мало волновала царя московского, и он, Грозный, пока не серчал на казачков. Все устали уже воевать, всем хотелось отдыха и покоя. Но и омужичиваться при этом казакам тоже не хотелось. Потому что нет ничего более паскудного, чем стать обычным вшивым пахарем, зашуганным всеми, кому не лень!

В один из тихих дней 1579 года в Благодорном неожиданно появились три покрытых дорожной пылью незнакомца и начали подозрительные расспросы о том, где, мол, проживает славный атаман Ермак Тимофеевич. Кому ж такое понравится?

Для начала незнакомцев сдернули с лошадей, обшарили карманы – какой же добрый казак о такой докуке позабудет? – а потом оттащили на деревенскую площадь.

Лепет, что прибыли они от самих купцов Строгановых с посланием Ермаку, вначале казаки и слушать даже не хотели. Вишь ты, Строгановы какие-то! А кто их, этих купцов-толстосумов, на Дону-то знает? А никто!

Но этот день должен был все изменить в их жизни.

Трех горемык загнали во двор Ермаковой хаты, а в это время послали молоденького есаула на поиски атамана. Гроза округи мирно восседал на берегу Дона с удочкой в руках, неспешно беседуя со своим верным приятелем Иваном Матвеевичем Машковым, развалившимся на спине и лениво пожевывавшим тоненькую былинку.

– Письмо с оказией? – удивленно спросил Ермак есаула. – Мне? От Строгановых? А что, есть кто-то, кто мне письма пишет? Не, Ваня, мир с ума сдернулся, точно. Раньше за мной палачей царских посылали, а теперь, вишь, письма.

– Да, сдернулся мир с ума, как пить дать, Ермак Тимофеевич, – благоразумно согласился с атаманом Машков и сплюнул былинку. – С нами общаться вздумали, как будто мы такие же идиоты, как мужичье в их городах.

В избе Ермака тем временем священник уже вскрыл наделавшее переполоху послание. Он был единственным, кто среди всей казачьей братии обучался с горем пополам грамоте; когда-то учили его под тычки и зуботычины в монастыре, из которого семнадцать лет назад выгнали с треском. Он сам прибился к ермаковой ватаге, да, к удивлению атамана, так и остался меж казаков, построил церковь в Благодорном и в охотку ходил в походы, чтобы тягать по другим церквам иконы, распятия да купели покраше. И очень скоро у церквушки в Благодорном был уже наикрасивейший иконостас, священные сосуды и богатые, чуть ли не патриарший одежды.