Такого боя люди Мурзы Бегулая еще и в глаза не видывали. Сопротивление поселян, застигнутых врасплох, казалось им чем-то смешным и нелепым. Дикие битвы с охраной торговых обозов Строгановых только слегка будоражили кровь. Но в том, что творилось сейчас, не было ничего человеческого. Нет, явно не из мира сего нагрянули на берега Силвы казаки! И был лишь один выход: бежать, и шут с ним, что назовут тебя трусом. Как же не бежать от сатаны и воинства его?
Войско Мурзы Бегулая дрогнуло и побежало. Казаки с улюлюканьем преследовали отступавших.
Машков и Марьянка вновь сидели в седлах, они тоже стреляли, тоже размахивали саблями. Машков все старался прикрыть собой Марьянку, и девушка успевала перезарядить пистоли и ружье, а затем палила из-за его плеча по врагам.
Каждый выстрел попадал в цель. После четвертого выстрела девушки Машков совершенно оглох. У картины уничтожения врага стерся звук. Не слышал он, что кричала Марьянка: «Я люблю тебя, старый дурень!». Понял только, что «старый», что «дурень» и с горечью подумал: «Господи, что я опять не так сделал?!»
К ним во всю мочь погонял коня Ермак.
– Войско без руководства! – проорал он. – Что вы тут топчитесь?
Машков не расслышал и глупо улыбнулся атаману. Он-то думал, что Ермак похвалил его за что-то. Вместо него ответила Марьянка:
– Мы тоже не по кустам прятались, в штаны от страха напустив. Мы боролись, как и ты! – она ткнула пистолем в лежавших кругом убитых и раненых. – Думаешь, они здесь по собственной воле разлеглись?
– Мой посыльный при мне должен быть! – продолжал распалять себя Ермак.
– Я не понял, мы что, врага в кольцо не взяли? – огрызнулась Марьянка.
– Я бы тебе другие приказы передать велел! Борька! – Ермак подъехал почти вплотную к провинившемуся «Борьке». – Али ты в мешок на реку захотел?
– Ивана из седла выбили! – спокойно отозвался «Борька». – Я ему помогал, а когда мы отбились от остяков, к тебе все равно не прорваться было. Или мне его оставить надо было без помощи? Вот какова твоя дружба хваленая, Ермак Тимофеевич!
Атаман в изумлении оглядывал огольца. Никто не отваживался даже разговаривать с ним в подобном тоне. Его слово было законом, возражений не принималось. Казачий царь и бог никогда бы не простил такого, а Ермак царствовал не хуже государя московского.
– Вели сбор играть! – сердито приказал Ермак. – А те, кто в живых из людей Мурзы этого остался, пусть бегут, да своим расскажут, что времена новые наступают. Мы этими временами распоряжаемся, правда, Борька?
