Адмирал считался на острове, командиром в военных делах и судьей в житейских споpax. Морское ремесло он должен был знать лучше любого капитана, это подразумевалось само собой. Он один имел право распоряжаться, когда и куда, в какой район океана идти на разбойный промысел. Только от него зависел дележ награбленного. Он мог наказывать и миловать, и каждый островитянин обязан был подчиняться ему беспрекословно.
Фил уже четвертый год подряд был адмиралом, и это кое о чем говорило.
Когда пираты, рассорившись, приходили к нему, чтобы он их рассудил, Фил, полузакрыв глаза, терпеливо выслушивал обе стороны. Потом, ткнув пальцем, объявлял: «Этот — прав. А этот — дурак». И ни разу, как считали фрис-чедцы, не ошибся.
Но порой ссора была до того запутанной, что даже Фил ничего не мог понять. Вот, допустим, разругались два пирата. Как водится, отдубасили друг друга, но и после драки не разобрались, кто же из них победил, а значит — прав. Приводят их к Филу. Остальные пираты, сопя, ждут, что скажет адмирал.
— Ну, — спрашивает он, — из-за чего хари друг другу расквасили? Что, сами не помните? Тогда — седлайте-ка оба коней и — марш в горы, стервецы!
Оба спорщика вскакивали на коней и отправлялись в разные стороны. Без оружия, имея при себе лишь лассо. Победителем становился тот, кто, выследив в горах своего соперника, заарканивал его и, связанного, доставлял на площадь перед таверной.
В первый раз, когда Фила выбрали адмиралом, ему было девятнадцать лет. Но уже тогда старые пираты, даже втихомолку не осмеливались назвать его молокососом. Да и причин для этого не было. Возраст… ну, что значит возраст, если человек умен, ловок, изворотлив и не бросает слов на ветер. Скажет что-то и — и словно полено в землю вогнал одним ударом кулака. В море ходит с малолетства, года три уже покапитанил, вроде не капитан на вид — мальчишка, но это только на вид…
Была в молодом адмирале некая внутренняя, скрытая сила, которая отличала его от других пиратов. Он никогда не хвастал своей ловкостью, меткостью в стрельбе или познаниями в морском деле. Разговаривал мало и неохотно. Редко улыбался. Но стоило Филу выйти на улицу, и юные фрис-чедки вцеплялись в него взглядами так же крепко, как черноголовые птицы-тайфунники мертвой хваткой вцеплялись в охотничьи шесты. Он ни в кого не влюблялся — влюблялись в него. Фил не торопился с женитьбой. Подождут, снисходительно ронял он, никуда не денутся, пока сам себе не выберу самую лучшую.
