— Доктор фон Блименстейн рассказывала мне, как она лечит маниакально-депрессивные психозы, — ответил лейтенант.
— Похоже, лейтенанта Веркрампа больше всего интересует применение электрошоковой терапии, — улыбнулась доктор фон Блименстейн.
— Да, я знаю, — сказал коммандант и вышел из-под тента, раздумывая о том, не увлекся ли Веркрамп блондинкой-психиатром. Ему такое увлечение казалось странным; впрочем, от лейтенанта Веркрампа можно ожидать чего угодно, Коммандант Ван Хеерден давно уже оставил попытки понять своего заместителя.
Ван Хеерден нашел место ж тени и, усевшись, принялся рассматривать город. Да, мое сердце навеки принадлежит Пьембургу, думал он, слегка почесывая длинный шрам на груди. С того дня, когда ему сделали пересадку сердца, коммандант Ван Хеерден во многих отношениях почувствовал себя новым человеком. У него улучшился аппетит, он редко стал уставать. Но самое главное — теперь хоть какая-то часть его тела могла претендовать на то, что ее происхождение восходит к норманнам-завоевателям. Это обстоятельство в значительной мере компенсировало недостаток у него уважения к другим частям своего тела[10]. Теперь, когда в нем билось сердце настоящего английского джентльмена, единственное, чего ему недоставало, — это тех внешних признаков «английскости», которыми он неизменно восхищался. Именно поэтому он приобрел твидовый костюм от Харриса норфолкскую тужурку с поясом и пару грубых коричневых полуспортивных ботинок. По выходным он облачался в эту тужурку и ботинки и в одиночестве гулял по лесам в окрестностях Пьембурга, погруженный в свои размышления — а точнее, в те интеллектуальные страдания, которые коммандант считал размышлениями и которые сводились у него к поискам ответа на один и тот же мучительный вопрос: каким образом мог бы он добиться признания у английской части пьембургского высшего общества и быть принятым в его ряды.
Ван Хеерден уже предпринял некоторые действия в этом направлении, подав заявление о приеме в «Александрийский клуб» — самый закрытый из всех клубов Зулулэнда. Но безуспешно. Потребовались объединенные усилия президента, казначея и секретаря этого клуба, чтобы убедить Ван Хеердена, что неудача при попытке вступления в клуб не бросает никакой тени на, чистоту его расовой принадлежности и не содержит намеков на цвет его половых органов. В конце концов коммандант вступил в местный гольф-клуб, членство в котором было более доступно, и где он теперь мог часами просиживать, с завистью прислушиваясь к чисто английскому, по его убеждению, произношению. После таких посещений клуба он проводил дома вечера за разучиванием английских песен. И сейчас, подремывая в кресле, испытывал определенное удовлетворение оттого, что добился в этом некоторых успехов.
