Именно эти причины пришли в голову инспектора Тила, когда он застыл на месте. Вздохнув, он сделал шаг к такси и стоически взглянул в лицо своему будущему:
– Хелло.
Святой издевательски-удивленно поднял брови.
– Клод! – запротестовал он. – Разве это любезно с вашей стороны? Разве это братское приветствие, позвольте вас спросить? Люди могут подумать, что вы не рады меня видеть.
– А я и не рад, – сварливо ответил Тил. – Но видеть вас мне придется.
– Садитесь, – гостеприимно предложил Святой и улыбнулся. – Нам по дороге.
Тил вроде как покачал головой. Движение было почти незаметным, как если бы он совсем уже собрался его сделать, но в самый последний момент счел усилие слишком обременительным для себя.
– Спасибо, – ответил он, – но в данный момент у меня другие дела. А вы, кажется, в подходящей компании.
Глаза Тила, вновь приобретшие свое обычное сонное выражение, скользнули по смутившимся спутникам Святого.
– Вы, ребята, знаете, с кем имеете дело. Так что глядите в оба, – сказал он.
– Простите, – поспешно встрял Святой, – я не имел чести представить вас друг другу. Вот этот тип слева – Подснежник, цветок Пекхэма...
– Ладно вам, – угрюмо произнес Тил, – я их знаю. И держу пари, что они скоро пожалеют, что узнали вас. Если уже не жалеют. Увидимся позже.
Сигнал светофора сменился на зеленый, и нетерпеливое гудение стоящих сзади машин заставило инспектора отступить от такси и махнуть разрешающим жестом вперед.
Такси повернуло к Гайд-парку, а Святой усмехнулся и откинулся на спинку сиденья. Эта случайная встреча знаменовала собой триумф его возвращения домой: последний знакомый аккорд старой увертюры, гарантию того, что прошлые дни возвратились во всем блеске своей славы. Единственным диссонансом прозвучал мрачный намек в последних словах Тила. Искренний и открытый по характеру, Святой попытался сравнить свои впечатления с мнением спутников.
– Мне показалось, – пробормотал он, – что у Клода Юстаса что-то на уме. А вам, Подснежник, так не показалось?
Нассен вытирал лоб большим белым платком и, казалось, не услышал подначки. Его чувствительная душа была изранена, и он растерял свое доброе расположение к людям: сунув платок в карман, он извлек оттуда пистолет. Саймон почувствовал, как ствол уперся ему в бок, и иронически поднял бровь.
– Из пистолета ведь и убить кого-нибудь можно, знаете ли, – с упреком сказал он.
– Я бы очень хотел, чтобы это были вы, – абсолютно серьезным и искренним тоном ответил "цветок Пекхэма" и погрузился в угрюмое молчание.
