Ни с кем не поздоровавшись, Эмилиано прошел прямо к матери и прикоснулся губами к ее дряблой щеке, потом занял место в своем кресле рядом с камином. В воздухе витал смешанный аромат цветов и тонких женских духов. Кто-то курил, мальчики грызли norm, Валли и Лола, как всегда в минуты волнения, теребили свои ожерелья, лишь Франко Вассалли был бесстрастен и сохранял хладнокровие.
Лицо Ипполиты Кривелли, первой жены Эмилиано, бледное, как у монахини, которая подолгу не показывается из своей кельи на солнце, заметно отличалось от смуглых, загорелых лиц остальных. Когда Эмилиано женился на ней, он был еще почти мальчишкой, а она, богатая и красивая, намного старше его, уже достаточно познала в жизни. Теперь же, на шестом десятке, у нее был смиренный вид пожилой дамы, которая остепенилась, забыла свои прежние страсти и смотрит на волнения молодости как на пустую глупость и суету.
Она жила в Лугано со своим сыном от второго брака. Все свободное время Ипполита посвящала коллекционированию произведений современных художников, время от времени выставляя их в своем старинном палаццо в Бергамо, родовой усадьбе ее семьи.
– Я должен извиниться перед вами, – начал Эмилиано решительным тоном. – Ведь я прервал ваш уик-энд. Только одна мама не нуждается в моих извинениях: она постоянно живет здесь со мной. Не так ли? – обратился он к матери.
Она ответила ему ласковой улыбкой. Никто из присутствующих не проронил ни слова.
– Но ничего не поделаешь, это был единственный способ созвать чрезвычайное собрание акционеров, не привлекая внимания прессы, не говоря уже о наших многочисленных друзьях и недоброжелателях. Мы всегда вели себя осторожно, не давая поводов для пересудов и сплетен, постараемся обойтись без них и на этот раз. Даже сегодня, когда мы переживаем не лучшие времена, нам удалось сохранить высокий престиж нашей семьи. Нужно поддерживать его и в будущем.
– С этим мы все согласны, – прервала его Валли, неуверенно оглянувшись вокруг. – По крайней мере, я так думаю, – добавила она после краткой паузы.
И в плохом, и в хорошем старшая дочь Эдисона, казалось, повторяла своего отца. Она была умна, решительна и обладала практической хваткой. В молодости пылкий темперамент заменял ей недостаток миловидности, хотя обвинения в распущенности, звучавшие в ее адрес, пожалуй, были несколько чрезмерными. Теперь же, в свои пятьдесят три года, она переключилась на практические дела и надеялась, что Эдисон, ее старший сын, возьмет на себя важную роль в семье и в издательстве.
