Бейль, взяв с полки английский перевод «Поля и Виргинии»[26], пытался забыться чтением. Это всегда удавалось. Гравюры, изображавшие далекие южные ландшафты чужих стран, юношу, спасающего девушку из воды, отвлекшие Бейля на мгновение, опять вызвали в нем картину гибели Мелани в огне. Потом, почти не думая, он протянул руку и взял вторую книгу. Это была странная книга – издание 1803 года с портретом негра в треуголке и мундире генерала Конвента. Бейль вздрогнул: это был несомненный портрет Туссена Лувертюра[27], вождя восставших негров. Это была книжка офицера Кузена Д' Аваль – она о жизни и смерти негрского героя. Тонким английским почерком Растопчин сделал надпись: «Негры сожгли свою столицу, и французам ничего не досталось». Бейль бросил книгу. Пожар Москвы приобретал страшный смысл. Встал. Лошади были готовы. Бейль вышел на крыльцо и вдруг схватился за притолоку. Зубная боль, как удар в челюсть, едва не повалила его на землю. Выпив стакан спирта, он почувствовал себя легче. На другой стороне площади конные канониры вытащили единственную пожарную машину и пробовали ее на соседнем загоревшемся доме. Коляска направилась в веренице других экипажей, увозивших из Москвы людей и военный багаж, вместе с огромным количеством награбленного имущества, в направлении к Тверской. Вскоре, достигнув одного из переулков по Тверской улице, Бейль увидел, как со стороны Кузнецкого моста, где жила французская колония, выбежала купчиха Готье, госпожа Сент-Альб и две женщины с узлами. Сент-Альб бросилась на колени перед коляской, умоляя вывезти ее из Москвы. Бейль уступил ей место в коляске и пошел пешком.
Движение экипажей было настолько медленно и каждый перекресток подавал на главную магистраль Тверской такое количество повозок, что пешая ходьба нисколько не затрудняла Бейля. Генерал Кригенер поровнялся с ним и рассказывал ему все сплетни о ночном военном совете в Кремле. Несмотря на рассеянность, Бейль уловил оттенок злорадства в его повести о французских неудачах.
Только к вечеру сквозь деревья старинного парка замелькал императорский штандарт на Петровском дворце. А через час Бейль входил в большую избу села Всесвятского, где ждал его, негодуя и ворча, старый Дюма, окруженный товарищами Бейля – Бюшем, Бергонье, двоюродным братом Гаэтаном Ганьопом, бароном Жуанвилем и Марциалом Дарю. Молодежь не сдавалась. Привыкнув к зрелищу горящего города, она уже не смотрела в сторону Москвы и развлекалась по-своему.
