— Обычно? — Павел Капитонович замялся, но потом, очевидно, решился. — Вот ведь — очередной пункт нарушаю! Ох, генерал, подведёте вы меня под монастырь… Обычно — поздно возвращается. Только, когда я сказал, что он нынче в отсутствии, то имел ввиду не данный конкретный момент, а вообще. Его уже дней около десяти, пожалуй, нет. У нас же — всё на глазах, можно сказать, фиксируется. Так что могу ответственно заявить, что Юрий Иванович, скорее всего, уехал куда-то на пару недель отдохнуть-развеяться…
— Мне бы твоей уверенности чуток, — снова помрачнел Кривошеин. — Вот что, Пал Капитоныч, у меня к тебе просьба, уж, извини! Одним нарушением больше — теперь, думаю, не суть.
— Да чего там, Иван Фёдорович, — озабоченность генерала, по-видимому, передалась полковнику-привратнику. — Говорите, что нужно.
— Вот тебе мои телефоны…— Кривошеин достал визитную карточку и что-то черканул на ней. — Сообщи мне, пожалуйста, сразу, как только он появится. В любое время, на мобильный, домой, на службу — я написал тебе номер прямого.
— Что-нибудь серьёзное, товарищ генерал? — спросил консьерж, пряча визитку.
— Хочу надеяться, что нет, — не сразу ответил тот. — Пока, по крайней мере.
— Не волнуйтесь, дам знать сразу же. Причём, чтоб ваш номер не «светить» — если наш аппарат здесь под присмотром — позвоню по своей трубке.
— Спасибо тебе…
* * *
— Завтра подъезжай немного пораньше, — обратился Кривошеин к водителю, как только тот остановил машину около его подъезда, — где-нибудь в половине седьмого. Будь здоров!
Придя домой, Иван Фёдорович положил принесённый пакет с кассетой на журнальный столик, рядом выложил прибор, который несколько часов назад демонстрировал Монаху, разделся и прошёл в ванную. Приняв контрастный душ, он, уже в спортивном костюме, вернулся в комнату, достал из бара бутылку коньяка и сел в кресло. Лишь теперь, плеснув в рюмку и сделав добрый глоток, вскрыл он, наконец, пакет, в котором, кроме видеокассеты, оказалось несколько чёрно-белых фотографий. Кривошеин надел очки и долго их рассматривал. Потом поднялся, подошёл к письменному столу, достал из ящика лупу и снова — внимательно и методично — изучил каждое фото.
— Да, чистый нокаут, — тихо проговорил он вслух, положил лупу и взглянул на портрет, висящий над столом. — Похоже, не оправдал я вашего доверия, товарищ комиссар…
Выпив ещё, Иван Фёдорович с посеревшим лицом остановился перед стеной, увешанной фотографиями. Это были семейные фото — их с мамой, Лизой и Юрой. Лишь на одной, пожелтевшей карточке, совсем ещё юный Иван Кривошеин, был сфотографирован вдвоём с таким же, как сам, молодым человеком, которого всю жизнь считал своим лучшим другом…
