Ребята помянули Екатерину Пахомовну, выпив водки и закусив дежурным салатом «Столичный», в который здесь — во всяком случае, если верить «меню-прейскуранту» — вместо курицы, почему-то, клали баранину. Отчаявшись найти следы оной в своей тарелке, оптимист Никола изрёк:
— Фиг с ним, с мясом! А хлеба всё-таки лучше нашего, питерского, я нигде не встречал. Вот ведь загадка: вроде ржаной кирпич — тот же, а вкус — совсем другой.
Иван грустно усмехнулся в ответ:
— Как раз в этом — ничего удивительного. Ленинградский хлеб теперь девятьсот лет будет самым вкусным. По году — за каждый день, по крошке — за каждую жизнь.
Помолчав, он как-то странно взглянул на приятеля и вдруг сказал:
— Спасибо тебе, Никола.
— За что?
— Маму Катю мы с тобой помянули; теперь, давай, помянем маму Варю…
— Какую маму Варю?
Иван не успел ответить. Подошедший к ним официант, загадочно ухмыляясь, поставил на стол бутылку «КВ»:
— Это — вам.
— Но мы не заказывали коньяк! — со свойственной ему непосредственностью воскликнул Бовкун.
— Не беспокойтесь — вас угощают.
— Кто?
— Сейчас вы всё узнаете.
— Слушай, — зашептал Никола, едва официант ретировался, — до боли знакомый пузырь! Я такой только раз и видел! Точно, глянь!..
Иван обернулся.
Из-за столика в дальнем углу поднялся невысокий человек в чёрном костюме. Это был он, их странный знакомый. Проходя мимо и направляясь к оркестру, он им дружески улыбнулся и незаметно подмигнул.
Уже в следующую минуту в зал вошли сразу несколько официантов с подносами, уставленными рюмками с коньяком, и стали обходить присутствующих. После непродолжительных объяснений общее недоумение сменилось любопытством, и все повернулись к эстраде.
Василий Иосифович подошёл к микрофону. Речь его была краткой, но впечатляющей:
— Добрый вечер, уважаемые товарищи! Я понимаю, что вы несколько удивлены. Между тем всё очень просто: сегодня у меня день рождения, который я, к сожалению, вынужден отмечать в одиночестве, вдали от друзей. Поэтому и решил — по доброй грузинской традиции — угостить вас хорошим, грузинским же коньяком. Кто не захочет, конечно, может не пить. Да, я забыл представиться, извините. — Сделав небольшую паузу, он бросил как бы мимолётный взгляд в сторону, где сидели ребята. — Меня зовут Василий Сталин.[14]
И в воцарившейся тишине, молча кивнув музыкантам, сын Сталина вышел из зала.
А утром, придя в Управление, Иван с Николой узнали, что ночью он умер — во сне…[15]
