За стойкой менялись очень элегантные парни в хороших костюмах, пахнущие дорогим одеколоном и изысканно вежливые. Как ни странно, при всем при этом они не производили впечатление голубых. Лиц их, поскольку они менялись каждый день, я не различал, но не дожидаясь, пока я назову свой номер, портье подал мне ключ. Как они всех запоминают?
Я поднялся к себе в номер, обставленный намного скромнее, чем холл. Хотя на стенах висели гравюры, кресло кожаное, постель мягкая и удобная. Я с наслаждением постоял минут десять под душем, варьируя температуру и закончив, с учетом предстоящего выхода на улицу, холодной водой.
Возвращая ключ портье, я предупредил, что, возможно, останусь ночевать за городом.
– Хорошо, месье. Желаю приятно провести время!
Парень каким-то особенным движением перехватил ключ и ловко вставил его в ячейку. Так в вестернах ковбои крутят на пальце револьвер, прежде чем сунут его в кобуру.
Напротив гостиницы был хороший рыбный ресторан, где, заплатив 25 евро, вы можете съесть столько устриц, сколько в вас влезет – не считая вина, разумеется. Я вспомнил, что после съеденного утром греческого салата у меня во рту была лишь пара нектаринов и горсть фисташек, но, как ни заманчиво было в этот момент подкрепиться, решил не рисковать: было девять двадцать, уже смеркалось. Метек вряд ли успел завалиться в постель, но к моменту его возвращения я должен быть на своем посту. «Я что, действительно собрался его убить?» – в очередной раз спросил я себя, садясь в такси у метро «Одеон».
Я отпустил машину у булочной, в самом низу авеню Карно, где купил себе сэндвич с сыром. Только тут я вспомнил, что забыл вытащить начатую бутылку «сансерра» из морозилки – ее, наверное, уже разорвало. Поэтому проходя мимо ADC, местного араба, я прикупил у него еще бутылку – теплую. В «Фениксе» портье-алжирец пожелал мне спокойной ночи, хотя еще не было десяти. Я поднялся в свой номер.
Я зажег свет только в ванной – его хватало, чтобы не натыкаться на мебель, но было недостаточно, чтобы видеть меня из «Бальмораля». Еще проходя мимо, я отметил, что окно Метека было открыто – занавеска влетала и вылетала, повинуясь потокам воздуха. Вытащив из морозильника ледышку, которая, к счастью, еще не успела разорвать бутылку, я сел перед открытым окном. Постояльцы «Бальмораля», похоже, не были любителями моральных танцев и наслаждались жизнью на стороне. Свет горел только в двух окнах четвертого этажа, прямо напротив моего номера, хотя вскоре и он погас.
