– С моей-то рожей имею же я право хоть на такую элементарную вежливость!
Вот только был-то он добрый. Неисправимо добрый. Едва услышав рыдания Пса, он тут же решил взять его под свою опеку. Он попросту не мог не помочь, не восстать против несправедливости, не постараться понять любого и каждого… Натура такая, как говорится.
– Что-то вроде врождённого порока: не могу кусаться, хоть убей!
Так он говорил со смущённой улыбкой, обнажавшей устрашающие клыки, пожелтевшие и немного стёртые, потому что он был не так уж молод.
– Но если, например, кто-нибудь нападёт на Кабана, ты станешь его защищать? – спросил как-то Пёс.
Гиеныч вдруг изменился в лице, и Пса пробрала дрожь, как в ночь их первой встречи.
– Кабан – это Кабан. Пусть только кто попробует…
И добавил уже с обычной своей улыбкой:
– Друзей моих трогать никому не посоветую.
Кабан был проводником или машинистом – в общем, железнодорожником. Работал на поездах.
В эту ночь, увидев двух собак, встречающих его у двенадцатичасового поезда, он отнёсся к этому очень просто:
– Здорово, Гиеныч. Дружка привёл? Ишь ты, славный какой. Ещё одна творческая удача природы!
Гиеныч покатился со смеху, и скоро все трое были уже у Кабана.
В самом деле, когда Кабан снял фуражку, внешность у него оказалась совершенно кабанья: массивная башка, заросшая тёмной щетиной, такой жёсткой, что пятернёй не продерёшь, и такие же щетинистые брови. К тому же здоровенный и вида довольно устрашающего. («Когда мы с ним едем в метро, – говорил Гиеныч, – вагон пустеет».) В квартире у Кабана был форменный бардак, а стены сплошь в картинах, и повсюду деревянные фигурки, которые Кабан вырезал, коротая долгие железнодорожные перегоны. Некоторые из этих произведений изображали Гиеныча собственной персоной. Но Гиеныча очень красивого, такого, каким он был бы в действительности, если б действительность не оплошала. Особенно бросалось в глаза в работах Кабана то, как ему удавалось передать мудрость Гиеныча, его отвагу, беззаботность, его страсть к розыгрышам, а за всем этим – серьёзную суть его характера, какую-то даже грусть, но очень сокровенную, которую невозможно разглядеть простым глазом или запечатлеть на фотографии. И похож. Правда, очень похож!
Вот и Пёс сразу узнал Гиеныча и на стенах, и на каминной полке.
– Слушай, да это же ты! А как это получается, что ты здесь такой красивый?
– Взгляд любви… – скромно потупившись, пояснил Гиеныч.
Так Пёс без лишних слов водворился у Гиеныча и Кабана. Да, именно у
