Наутро Пса и его товарищей перевели в клетки второго дня. И потянулся ещё один день ожидания. Спозаранку новый улов бродячих собак заполнил их вчерашние клетки. Вновь прибывших встретил такой же шум, как и накануне. И день был такой же. Только немного тревожнее. Солнце разрослось и поднималось над жестяной крышей, пока не стало жарко, как в аду. Вода в алюминиевых мисках была тёплая. К еде никто не притрагивался. Время от времени за кем-нибудь приходил хозяин. На каждую спасённую собаку – множество обманутых надежд.
Около трёх часов дня появилась странная процессия. Во главе её шла высокая белокурая девица, которая очень громко говорила, пересыпая свою речь восклицательными знаками. За ней – какой-то волосатый-бородатый, который нёс чёрную штуковину с глазом на конце. И замыкал шествие директор приёмника с гуманным выражением лица. При виде их все собаки залаяли наперебой:
– Журналисты! Журналисты! Журналисты, сюда! Меня! Меня! Нет, не этого, меня!
– Что это? – спросил Пёс у Лохматого.
– Телевизионщики. Передача про бродячих собак. Они приходят сюда раз в неделю, выбирают одну собаку, снимают её вот этой камерой и показывают по местному каналу, чтоб найти ей хозяина.
– А что надо, чтоб попасть в передачу? – спросил Пёс.
– Надо быть красивым.
– Так тебя, наверно, выберут! – воскликнул Пёс. – Ты ведь такой красивый!
– Спасибо на добром слове, – вздохнул Лохматый. – Но я слишком старый. Надо быть ещё и молодым. Молодым и не очень крупным.
– Молодым и не очень крупным? Как я, например? Так меня, значит, могут выбрать?
– Ты что, смеёшься? – фыркнул Гнусавый. – Посмотри на себя! Урод уродом! А вот я – другое дело, – добавил он, отпихивая Пса, и прилип к решётке.
То, что за этим последовало, в голове не укладывалось. Гнусавый, чей злой язык не щадил никого и ничего. Гнусавый, который все эти два дня демонстрировал, что ему сам чёрт не брат, который так издевался над всякими «у-тю-тю-дай-маме-лапочку», который только и говорил, что о свободе, независимости, достоинстве и прочем тому подобном, теперь елозил всем телом по решётке и стенал жалобным, мелодичным (куда только делась гнусавость?), берущим за душу голосом:
– Посмотрите на меня, журналисты: я несчастная осиротевшая собака, моя хозяйка умерла, бедная старушка… Пожалейте сироту, найдите мне семью, и чтоб с детьми… Я очень ласков с детьми, я обожаю детей, жить без них не могу!
И все это так проникновенно, так непохоже на остальных, что блондинка со слезами на глазах остановилась перед клеткой.
