Я изо всех сил надавил на грудь Джулиусу, чтобы отпихнуть его от себя. Послышался треск разрываемой материи, и я опять шлепнулся на пол, хватаясь рукой за свой оголенный зоб.
Джулиус лежал здесь же, с бабочкой в зубах и с болтающейся, как слюнявчик, манишкой на груди, но все в той же прострации.
– Он так язык себе прикусит.
Жюли еще раз попыталась разжать ему челюсти. Ничего не вышло.
Вокруг нас уже толпились:
– Все в порядке, Малоссен?
Марти осматривал мою шею, а Бертольд в это время доставал из аптечки шприц.
Я схватил хирурга за руку:
– Что вы собираетесь делать?
– Вернуть вам ваш галстук.
Не успел он поднести иглу к шкуре Джулиуса, как челюсти собаки раскрылись сами собой, и бабочка упала к нашим ногам.
– Вот видите… – сказал Бертольд, убирая свой инструмент.
– Если он притворяется, то весьма натурально, – негромко заметил Марти, приподнимая веки Джулиуса.
– Осторожно, доктор…
Марти не стал долго распространяться:
– Все признаки эпилептического припадка налицо.
– Это должно было случиться, – проскрипела Тереза.
Клара щелкнула фотовспышкой.
– И этот недоумок еще ныл: «На репетиции все так хорошо получалось»… нет, ну скажи мне, что у этих детей в головах вместо мозгов?
Мы шли домой, Жюли и я, с Джулиусом на руках: положив голову мне на грудь, он уткнулся носом мне подмышку, словно пытаясь отвязаться от собственного запаха. Он был сейчас не тяжелее кома пыли, скопившейся на каком-нибудь заброшенном чердаке, но благоухал ничуть не меньше прежнего. В припадке его вывернуло наизнанку, очистив от всего, что оставалось в желудке и что теперь покрывало пахучим панцирем смокинг Будьюфа.
– Как твоя шея, ты уверен, что все в порядке?
– Ты подумай, заставил его играть эпилепсию, идиот! И этот Хадуш, дубина, куда смотрел?
– Берегись! – закричала Жюли.
И опять слишком поздно. Челюсть Джулиуса уже захлопнулась, на этот раз, вцепившись мне в плечо.
– О боже!
– Постой!
Жюли безуспешно попыталась разжать Джулиусовы плоскогубцы.
– Оставь, – сказал я.
– Как это «оставь»?
– Будьюф захотел придать мне солидности. Усилил подплечники. Жмет, конечно, но до кожи не добрался.
Потом я успокаивающе зашептал на ухо Джулиусу:
– Ты на смокинг обозлился, да? Бесовские шмотки, хочешь сказать? Ты прав, больше я это тряпье не надену, обещаю! Вернем его Будьюфу. То-то он обрадуется, получив назад свой смокинг, король пижонов, сноб несчастный!
Должно быть, это обещание утешило Джулиуса, потому что он решил все-таки отпустить мое плечо.
