– А водили ли дружбу Кольбер и Фуке?
– Они свели знакомство в то время, когда разразилась Фронда, и первое время были не разлей вода, – поколебавшись, отвечал аббат. – В смуту Фуке вел себя как лучший из подданных, и Кольбер заискивал перед ним, оказывал услуги, когда тот стал прокурором кассационного суда, судебной палаты и государственного контроля, да и после, когда к этой должности он добавил другую. Но срок этой дружбы был недолог. Кольбер не мог вынести того, что звезда Фуке воссияла так высоко и ясно в небе.
Как простить белке ее известность, богатство, обаяние, то, что у нее так спорится дело, такой скорый ум (тогда как змея вымучивала каждую хоть сколько-нибудь удачную мысль), и наконец, его роскошную библиотеку, которой змея по своей необразованности и воспользоваться-то не смогла бы? Змея превратилась в паука и принялась плести сеть.
Результаты происков Кольбера не замедлили сказаться. Для начала он влил по капле отраву недоверия в мозг Мазарини, а затем и короля. Королевство только-только оправлялось от десятилетней войны и всевозможных бед и не составляло труда подделать бумаги, чтобы обвинить суперинтенданта финансов в обогащении за счет государя и казны.
– А Фуке был очень богат?
– Вовсе нет, но должен был выглядеть таким по государственным соображениям: для него это был единственный способ получать новые займы и удовлетворять настоятельные требования со стороны Мазарини. Кардинал – вот тот был богат. Хотя король ознакомился с его завещанием незадолго до его смерти и не нашел, что возразить.
Однако не это было важно для Кольбера, – пояснил Атто. – Как только кардинала не стало, возник вопрос: кто займет его место. Фуке прославил королевство, украсил его, день и ночь стараясь удовлетворять все новые и новые запросы короля, и потому не без основания считалось, что эта должность должна по праву оставаться за ним.
Однако когда у короля спросили, кто наследник Мазарини, он ответил: «C'est moi»[45]. Лишь один герой первого плана имел право на существование – сам государь. Фуке же был создан из слишком тонкой материи, чтобы удовольствоваться второстепенной ролью. Чего не скажешь о Кольбере – тот, предназначенный природой на роль льстеца, жаждал власти, всерьез относился к собственной персоне, копируя в этом короля, отчего и не совершал никогда неверных шагов. Людовик угодил в западню.
– Так, значит, Фуке поплатился из-за ревности не короля, а Кольбера?
– Верно. Во время процесса по делу Фуке змея покрыла себя позором: подкуп судейских, подложные документы, угрозы и шантаж. Лафонтен героически защищал Фуке, Корнель выступил с речью в его защиту, друзья посылали королю бесстрашные письма, на его стороне были многие представительницы дворянского сословия, в народе он снискал репутацию героя. Один Мольер трусливо промолчал.
