Пес, который боролся за свои права | страница 48



— Куда?

— В лабы.

— Лабы? — Мой внутренний словарный процессор моментально выдал первое значение — «лабрадорский ретривер», но я вспомнила и последнее: — Лаборатории?

— Да. Вы, кажется, специалист по собакам? Расскажите мне про ножницы для собак.

— Я мало что про них знаю.

— Во всяком случае больше моего.

— Они называются «груминговые ножницы», — сказала я. — Что вы хотите про них знать?

— Кто ими пользуется. Какими именно. Для чего. Мы говорим про большие. Длиной восемь с половиной дюймов.

— Хорошо, — сказала я. — Я не слишком в этом разбираюсь, но в одном вы правы: они большие. Уверена, что такие ножницы используют только для работы с длинношерстными породами, с собаками, у которых шерсть длинная и густая.

— Значит, в основном их используют для прически? А как насчет когтей?

— Нет.

— Никогда?

— Никогда. В таких случаях пользуются специальными кусачками. Ножницами когти никто не подстригает. Это просто физически невозможно. Они у собак очень толстые. Рауди, сидеть. Дай лапу.

Подавание лапы — один из любимых трюков Рауди главным образом потому, что это прекрасный предлог для рукопожатия. Для лапопожатия. Называйте как хотите. Он плюхнулся на пол между моим стулом и стулом Де Франко и поднял правую переднюю лапу. Я взяла ее, осторожно нажала на подушечку и раздвинула пальцы.

— Видите? Когда вы приводите в порядок когти, то состригаете только самые кончики. Его когти еще не нуждаются в стрижке, иначе они были бы длинными и загибались на концах. Состригать надо именно эти крючки, и ножницы для этого не годятся, они слишком большие. Они просто застряли бы, ведь собачьи когти — это вам не человеческие ногти. Они действительно очень твердые и больше походят на кость, на что-то вроде мягкой кости. — Я так привыкла к разговорам о собаках, что не всегда отдаю себе отчет в значении тех или иных слов, пока не услышу их произнесенными моим собственным голосом. Если те ножницы не могли пройти через кость, значит, они прошли между… между ее ребрами — мягкими костями. — Боже мой! Так вот что случилось с Сиси.

— Да. Вот почему я здесь. — Де Франко говорил мягко и серьезно, совсем не как та дурацкая карикатура, которую ему так нравилось из себя строить, и я впервые разглядела в нем родственника Кевина.

— Знаю, — сказала я. — Господи Иисусе! Давайте говорить начистоту. Мой отец человек с характером. У него своеобразные интересы. Увлечения. И знаете, там, откуда он родом, они не кажутся такими уж странными. Но говорю как на духу. Он и мухи не обидит.