Утоли моя печали | страница 57



– Вы ведете себя не по-джентльменски, месье, что дает графу право искать защиты от вашей назойливости у полиции.

Вологодов немедленно выехал на родину, месяц выжигал в себе не только любовь, но и саму память о ней, поступил на службу, в которой нашел если не утешение, то забвение. Жил одиноко, появлялся в обществе только в случае необходимости, и женщин для него более не существовало.

Он заново открыл их, повстречавшись с Наденькой Олексиной.


* * *

А Наденька вместе со своей горничной бродила по шумной, многолюдной Москве с горящими глазами и ликованием в сердце, и не подозревая, что стала необыкновенно желанной и, увы, недоступной принцессой последней сказки суховатого и – еще раз увы! – уже немолодого одинокого мужчины. Сейчас ее интересовало совсем иное – степенно обедающие из общего котла артельщики, чумазые трубочисты, звонкий выезд пожарных…

– Смотри, смотри, Феничка, гнедые понеслись!

– Стало быть, Арбатская часть выехала, барышня, – важно поясняла горничная. – Это у них гнедые битюги.

Темно-русая головка и толстая пшеничная коса, выглядывающие из-под двух одинаковых шляпок, постоянно мелькали в самых людных местах. Обладательницы их вместе с артельным людом весело хохотали над мальчишкой-штукатуром, неосторожно шагнувшим в известковый раствор; старательно перевязывали голову бородачу-плотнику, не успевшему увернуться от упавшей доски; с радостной готовностью относили записку подрядчика, которому ну никак невозможно было отлучиться даже на соседний участок. К ним скоро настолько привыкли, что стали приветливо здороваться, меж собой называя их «Феничкой с барышней».

– Варенька, там такие замечательные люди, такие интересные! Я непременно напишу о них, непременно! И нисколько не хуже, чем господин Гиляровский, вот увидишь. Дядя Роман, ты ведь меня понимаешь, правда?

Хомяков понимал, озорно подмигивая.

– Вот у них – идеи, – говорил он. – А у нас – некая сумма смутных мечтаний и туманных представлений, далеко не всегда правильная к тому же.

– Идей много, – строго предупреждала Варвара. – Только, пожалуйста, не старайся запоминать непереводимой игры слов. Даже во имя жизненной правды.

Впрочем, она беспокоилась напрасно. При девушках никогда и никто не позволял себе ни одного дурного слова. Даже когда доска упала на плотника, он только прорычал:

– Ах, чтоб тебя!..

Так что гуляний их ничто не омрачало. И бродили они до изнеможения.

– Барышня, за нами ктой-то следит, – зловещим шепотом сообщила как-то Феничка.