Председатель с угрожающим видом встал, так как он не выносил, чтобы его прерывали, и закричал, стукнув по столу кулаком:
— Тысяча чертей, вы замолчите наконец?
Но Бравый Вояка уже окончательно вышел из себя и закричал:
— Будь я на его месте, я поступил бы так же!
— Немедленно выгнать его вон! — завопил барон де ля От-Турель.
В тот же момент сержант и четверо солдат окружили старого воина и выдворили его из зала. За Фанфана вступиться было больше некому!
Сразу после этого председатель дал слово шевалье Люрбеку, который, выйдя к возвышению, на котором находился трибунал, сначала дал клятву говорить только правду, а потом заявил:
— Я тоже, господин председатель, подтверждаю, что господин Д'Орильи говорил правду. У нас не было никакого намерения похитить этих комедианток. Мы просто хотели устроить спектакль для господина Фавара, который перед этим повел себя с нами недопустимо дерзко и неприлично.
— Господин Фавар, — подхватил полковник, листая дело, — разве не был допрошен как свидетель? Введите его!
— Господин председатель, господин Фавар арестован вчера и помещен в тюрьму Фор ль'Эвек по приказу его величества.
— Ага, он там? Ну, пусть там и остается! — прорычал барон де ля От-Турель, которого снедала с некоторых пор ненависть ко всему театру и к тем, кто имел к нему отношение.
И он тут же объявил:
— Господа, суд уходит на совещание.
Судьи удалились в соседнюю комнату. В это время Бравый Вояка вернулся к Перетте, которая, переходя от ужаса к надежде, ждала его в экипаже.
— Ну, что? — спросила она жадно.
— Они даже не дали мне ничего сказать! — вздохнул старый солдат, и его голос дрогнул.
— Я пойду и скажу им правду! — решила девушка;
— И не пытайся! Ты же знаешь, что тебя никто не вызывает.
— Они должны выслушать меня!
— Да они тебя даже на порог не пустят!
— Тогда все пропало!
— Не будем, все-таки, терять надежды. Подождем приговора.
Увы, приговор уже был написан в мозгу упрямого председателя суда. В глазах барона Фанфан, солдат и жених комедиантки, не мог не быть виноватым. Напрасно двое из членов суда пытались объяснить, что у виновного были смягчающие вину обстоятельства, говорили о его военных заслугах и о том, что сам маршал Саксонский перед строем объявил его первым кавалером Франции. Полковник ничего не желал слышать. По его мнению, обвиняемый был просто бунтовщик, который чуть не убил своего офицера, и потому не заслуживал ни малейшего снисхождения. Его коллеги, в конце концов, склонились перед его непоколебимостью, и большинством пяти против двух он был приговорен к смерти.
