– Мать показывала свою любовь, лишь когда надевала на меня «уздечку для сварливых». Тогда она обнимала меня и прижималась щекой к железной решетке. «Бедная малышка, мамочка делает это ради Джоанны». – Она вновь повернулась к окну. – Я это ненавидела. Мне казалось, она любит меня, лишь когда я выгляжу как уродина. – Джоанна ненадолго замолчала. – Ты прав в одном. Пока я не узнала, что Джеральд был моим отцом, я не понимала, почему мать меня боится. Она думала, я сумасшедшая. И раньше я не знала почему.
– А ты никогда не спрашивала?
– Ты не задал бы такой вопрос, если бы на самом деле знал мою мать. – От дыхания Джоанны запотело стекло в окне. – В ее жизни было столько секретов, что я быстро научилась никогда ни о чем не спрашивать. Мне даже пришлось придумать биографию, когда я пошла в школу, потому что я слишком мало знала о своем происхождении. – Она вытерла стекло нетерпеливым жестом и вновь повернулась лицом к Джеку: – Ты закончил? У меня еще много дел.
Джеку стало интересно, как долго он сможет удерживать Джоанну на этот раз, пока зависимость не заставит ее отправиться в ванную. Она всегда была гораздо интереснее под стрессом воздержания, чем под дозой.
– Ты училась в Саутклиффе? В той же школе, что и Рут?
Джоанна усмехнулась.
– Если бы. Моя мать еще не была так щедра в те дни. Меня отправили в дешевую школу, в которой даже не пытались учить, а лишь готовили скот для деревенской ярмарки. Мать мечтала выдать меня замуж за обладателя какого-нибудь титула. Возможно, – продолжала она цинично, – надеялась, что какой-нибудь худосочный недотепа сам окажется вырожденцем и не заметит моих странностей. На Рут тратили гораздо больше, чем на меня, уж поверь. И вовсе не потому, что мать любила ее больше. – Ее рот скривился. – Все делалось лишь для того, чтобы искоренить в Рут еврейскую породу после моего неосторожного брака со Стивеном.
– Ты его любила?
– Я никогда никого не любила.
– Ты любишь себя, – возразил Джек.
Но Джоанна уже ушла. Он слышал, как она лихорадочно перебирает содержимое шкафчика в ванной. «Интересно, что она ищет?» – подумал Джек. Транквилизаторы? Кокаин? Что бы то ни было, это не нужно колоть в вену. Кожа Джоанны была так же безупречна, как и лицо.
Сара Блейкни говорит, что ее муж – художник. Изображает характеры. Я подозревала нечто подобное. Я бы и сама выбрала живопись или литературу.
«Я тоже слышал о твоих картинах. Бог дал тебе одно лицо, а ты делаешь себе другое». Смешно, но это можно отнести и к Саре. Она выставляет себя честным и открытым человеком с сильными, определенными взглядами и без скрытых противоречий, однако часто оказывается беззащитной. Она определенно ненавидит всякого рода конфронтации, предпочитая согласие несогласию, и старается сгладить ситуацию, где это возможно. Я спросила ее, чего она боится, и она ответила: «Меня учили быть любезной, учили, что быть женщиной – наказание. Родители не хотят оставаться со старыми девами на шее, поэтому они учат девочек говорить «да» на все, кроме секса». Значит, времена не изменились...
