– Могу я перемолвиться с вами словечком? – обратился ко мне интерн.
– Разумеется.
Мы отошли в другой конец смотровой, где сидел китаец и неотрывно смотрел на свою окровавленную руку.
– Скажите, как у нее со зрением?
– С чем?
– Со зрением.
Понятно, со зрением.
– Нормально. Ей прописали очки для чтения. Предполагается, что она в них работает. – Я задумался и не смог вспомнить, когда в последний раз видел Анну в очках. – А что?
– Там какое-то нарушение, – пожал плечами индиец. – Не ухудшается?
– Не знаю, не замечал. – Я почувствовал в желудке знакомую тяжесть, камень, который даже в такой прекрасной больнице, как Еврейский госпиталь Лонг-Айленда, не сумели бы вырезать.
– Хорошо, – отозвался интерн. Он был перегружен работой, проявлял нетерпение, впрочем, держался по-дружески.
– Мне что-нибудь передать доктору?
– Нет-нет. – Индиец покачал головой. – Просто хотел удостовериться.
Я подписал нужные бумаги, дал свою новую кредитную карточку, после чего нам разрешили покинуть больницу.
Мы шли к оставленной на стоянке машине, наше дыхание смешивалось и оставляло в тихом зимнем воздухе одно общее облако пара. «Черное облако», – подумал я. Кажется, это и есть метафора несчастья.
– Послушай, малышка, – сказал я. – Ты в последние дни нормально видела?
– Нет, папа, ослепла, – отрезала Анна. У нее увеличился сахар в крови, но это не затронуло присущее ей чувство юмора, сарказм остался на должном уровне.
– Я просто хотел спросить, как у тебя с глазами.
– Все в порядке.
Но по дороге домой она уткнулась в меня носом, как в те дни, когда была совсем малышкой и хотела вздремнуть.
– Помнишь ту историю, папа? – спросила она, когда мы проехали несколько кварталов.
– Какую историю?
– Ту, что ты рассказывал мне, когда я была совсем маленькой. Про пчелу. Ты ее сам придумал.
– Да.
Я сочинил тогда сказку, потому что Анну ужалила пчела. Анна расплакалась. Желая ее успокоить, я сказал, что злая пчела умерла. Но Анна расстроилась сильнее. Она пришла в ужас от того, что пчела умирает, теряя жало, – пусть даже это жало причиняло боль ей самой.
– Расскажи снова, – попросила она.
– Забыл, – солгал я. – А про лошадей не хочешь? Помнишь, как старик отправился искать приключения?
– Нет, хочу про пчелу.
– Ну, Анна, я даже не помню, как она начиналась.
Зато помнила дочь.
– Жила-была маленькая пчелка, которая никак не могла понять, зачем ей жало, – начала она.
– Да, да… правильно.
– Продолжай.
«Почему дочь хочет именно эту сказку?»
