Она повернулась лицом к Лайаму и постаралась придать лицу беззаботное выражение.
– Пошли! – весело сказала она.
Поначалу они говорили мало. Лайам был странно молчалив, когда они сели в машину, не подшучивал над ней, как делал это обычно, его губы были угрюмо сжаты.
– Не желаете остановиться и перекусить? – спросил он, когда они проехали минут двадцать.
– Не особенно. Я достаточно плотно поела перед отлетом, да и в самолете мы завтракали. А вы проголодались?
– Я могу не есть до вечера.
Они некоторое время ехали молча, наконец, Лайам сказал:
– Вот мы и прибыли. Мне почему-то казалось, что Йель вам должен понравиться.
Она повернулась к нему и с недоверием переспросила:
– Йельский университет? Так вы его имели в виду, говоря, что свозите меня в свой старый кампус? Значит, вы добились тогда права на бесплатное обучение в Йеле?
Он пожал плечами, забавляясь ее удивлением.
– Я ведь вам говорил, что в Сити-колледже работало несколько приличных профессоров. Они сумели совершить чудо – пробудили во мне интерес к знаниям. Пожалуй, именно благодаря им я понял, что получить место центрового в баскетбольной команде профессионалов и обниматься каждый вечер с новой девочкой еще не самое главное в жизни.
– Вы собирались стать профессиональным баскетболистом? – спросила она, ухватившись за возможность узнать амбиции юного Лайама Кейна.
– Милая Эми, любой мальчишка, живший со мной по соседству, мечтал стать профессиональным баскетболистом. И некому было нам объяснить, что найдется тысяча более простых способов, чем баскетбол, чтобы выбраться из Южного Бронкса.
– Я и не знала, что в Южном Бронксе еще живут люди. Думала, что там сплошные развалины.
– Там сохранилось несколько кварталов, где можно жить, – сухо ответил Лайам. – Конечно, смотря что понимать под словами «можно жить».
Он поставил машину на стоянку и открыл дверцу.
– Давайте немного прогуляемся, – предложил он, резко меняя тему разговора. – Грех не пройтись, когда такая прекрасная погода.
Университетский городок занимал красивый зеленый массив в центре Нью-Хейвена. Пока они прогуливались, Эми старалась представить, как поразил этот чистый, уютный городок в Новой Англии, с его красивыми готическими зданиями, парня, чья жизнь до этого прошла в исписанных граффити городских трущобах. По сравнению с лишениями, выпавшими на долю Лайама, тяготы собственного детства внезапно показались ей вполне разумными ограничениями, на которые родители шли ради ее же собственного блага.
