Избранное | страница 59




TUTTI:

В трауре кони. Петрушечья Троя

рушится.


ПИИТ:

                Музыки мясо сырое

Трое

одров повезли в мавзолей.


ГЕНЕРАЛ:

Больше надрыву! И в прорву миноров!

Струнам повиснуть, как призракам кос!


ТЕНОР (ПЕТРУШКА):

Господи Боже! Пошли же ми норов

даже из гроба высунуть нос!


РОЯЛЬ:

В трауре кони. Рушится Троя.

Хоронят без мазей, костров и дров,

и в мавзолей провожают трое.


TUTTI:

Трое одров!


МЕДНЫЕ:

Были когда-то и мы гусаками…

Как нас дразнили на нашем веку!

Были когда-то и мы индюками!

В орденской мощи мы были и в силе,

павшую с клюва на шее носили

ленте подобную с кровью кишку.

Мы утопали и в славе, и в сале,

гогот гусиный шагал по земли.

Гоготом этим мы Римы спасали,

только вот третьего, ах, не спасли!


ПИИТ:

Лежит Петрушка, в гроб зажатый.

Любить – какое ремесло!

И с пьяной тенью провожатой

его в могилу понесло.


ЧЕЛОВЕК СО ВСТУПИТЕЛЬНЫМ СЛОВОМ:

Плачет кукольными слезами балериночка!

Очень хорошенькая, как картиночка.

И, как турецкий барабан, криволап,

в похоронную сторону драпает арап.


ТОЛКОВНИК:

Как уже было сказано,

то бишь сыграно,

трое в любовной драме покараны.

Любовь похоронят –

и будь здоров!


БАРАБАНЫ:

Трое одров!


TUTTI:

Были когда-то и мы барсуками

на лисьем, на рысьем, на волчьем меху.

В глазах окривелых торчали суками

и гайками жили со скрипом в цеху.

Мы испепеляли сердца без лучины,

на глупый предмет не расходуя дров.

Копыт не ломая, шагали мы чинно.


БАРАБАНЫ:

Трое одров!


ПИИТ:

Насело небо серою вороной

средь бела дня. И марш идет дождем

чернеющим, большой и похоронный,

и мы на кладбище бессмертья ждем,

как лошадь в хомуте, в тоске упрямой.

Нырнул в хомут, как в омут, темный ум,

и колокольня пиковою дамой

бубнит торжественно и мрачно: «Бум! Бум! Бум!»

И крестится последняя старушка

в испуге от последнего добра.

А тенор плачется: «Что наша жизнь? Петрушка!

Та самая, а вовсе не игра».

Старушка, как колода, раскололась,

и вся дорога будто от и до,

и, как на верхней проволоке, голос

дрожит, повиснув на последнем до.

И вот из гроба нос куда ни сунь я,

какую шутку я ни заготовь –

топочет ножками бессмертная плясунья,

и пляшет в теле кукольном любовь.

И реквием, и нении, и драпа

встают вокруг в единую тугу,

и я, Петрушка, заправлять арапа,

ей-Богу, больше не могу.


ТОЛКОВНИК:

Итак, любовь покарана,

и мертвое тело

с длинной-предлинной виселицы

сброшено

в ров.


TUTTI:

Идут на конюшню, окончивши дело,

идут оголтело, идут обалдело

трое одров.


ФЛЕЙТА:

Душу озлобили нам с того света.


ТЕНОР:

La donna é mobile

qual piuma al vento.


ПИИТ:

Кони-покойники, без облыганий!