Избранное | страница 10

с меня орали в зале

оратор и софист,

в меня глаза вонзали

куратор и лингвист.

Во мне, как на вокзале,

стояли пар и свист,

что пса меня пинали

балбес и футболист,

в меня со всей печали

палили сто баллист,

по мне с тоски пускали

ходить опросный лист.

Судьбина, взяв дубину,

лупила в барабан,

зубами в пуповину

вгрызался Калибан...

На мне играли в зале,

присвистывая, в вист

и задом мять дерзали –

посмели, да не смяли,

но головы не сняли

за то, что головист.

3

А зала мучить рада:

я кол, я вол, я мул,

я пол, я стол, я стул,

трибуна и эстрада,

где стук, где гуд и гул,

где произвол, разгул,

где радости парада,

где рая или ада

сырая Илиада,

где смотрят дырки дул...

Но тут в дуду задул

губастый брат Федул:

Со мной играли в зале

в мечту, как бы в лапту,

как мяч меня бросали

в большую пустоту.

Меня, что кол, тесали,

срубивши божество,

и мне в меня вбивали

меня же самого.

Меня лобзали в зале

иуды и льстецы,

узлами зла вязали

и узы, и концы.

Ко мне тянулись в зале

зануды и вруны...

Минуты ускользали

с обратной стороны.

А лиходейка Дика

глядела полудико,

крутила бигуди,

твердила: Приходи!

А лицедейка Клио

под гегелево трио

аллегро да кон брио

сгибала к заду торс,

показывая форс,

пока заморский шик

под шиканье шишиг

не перешел во пшик...

4

С меня слезали в зале

слезами с век назад...

Глаза с меня слизали

парад и маскарад.

Зато неутомимо

кривляка-пантомима

стремилась как-то мимо,

ломаясь на корню,

и в ней нежней, чем ню,

как стеклышки, голышки

в манере инженю

старушки и малышки,

в одной опушке пышки,

тростинки, душки, мышки,

девчушки, чушки, мушки,

кобылки у кормушки,

княгини и богини,

откинувши бикини

и вывернув подмышки,

плясали до одышки,

и прелестей излишки –

и ляжки и лодыжки –

мелькали понаслышке

без дна и без покрышки,

старинные вертю.

Вертелись как хотели,

свистели и потели,

пустели, были в теле,

блестели и летели

и в небо, и в постели,

и в пропасти, и к цели –

и всё это – тю-тю!

Весь блеск тыщекаратный,

весь необъятный чад,

весь голос многократный,

весь плотоядный зад,

но бравый, бранный, ратный,

но здравый иль больной,

живот мой коловратный

вращался подо мной,

прощался невозвратной

обратной стороной.

И мне дивились в зале,

и мной давился зал,

но сам я этой швали

ни слова не сказал.

8 августа 1964. Новгород Великий

ДРИАДА

Ночами чаще говорит

весь день молчащая дриада,

что дело – дрянь, оно горит,

что мне покажут кадры ада.

И всё сквернее и верней,

что над макушкой зло свершится

и что червятина корней

в глуби пищит и копошится.

И как он мне теперь знаком,

тот голос – словно тело, голый,

Перейти на страницу 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60