– Нам, милостивый государь, не положено по номерам-то ужины разносить... Внизу работы полно, заняты все очень. – Он потоптался, видимо, это было еще не все, что он хотел сказать. – Я уж по старой памяти, еще когда до империалистической тут служил, решил вас уважить.
– Да, да, – согласился Рыжов, он не понимал, что проиходит. – Спасибо.
– В таких случаях, – продолжил официант, вдруг набычившись, – чистые господа чаевые-с давали, уж не обессудьте, если что-то не то говорю...
Рыжов дернулся, он вдруг понял, как его, командира красной армии и нынешнего сотрудника ОГПУ, оценивает этот официант – как «чисторого» господчика, из старых... Но делать нечего, он выволок из кармана измятую треху, на миг заколебался, а хватит ли? Но уловил жадный блеск в глазах почтенного служащего, и еще... Да, еше увидел бутылку водки на подносе, рядом с изрядного размера фужером. И протянул деньги.
– Поставьте вон там, на маленький столик.
Официант все исполнил, зачем-то еще включил свет в прихожей, постоял, и все-таки исчез. Рыжов запер дверь, тут же скинул пиджак, выволок револьвер, бросил его на кровать, ближе к портфелю, он мог еще ночью понадобиться, хотя, конечно, лучше бы не понадобился.
Сел в кресло и почти с радостью налил себе водки, выпил, посидел, ощущая, как алкоголь расходится по желудку, по жилам, как плавится его страх и ужас. Налил еще, снова выпил, на этот раз едва не поперхнулся, все же много оказалось водки для одного глотка в этом фужере, а Рыжов знал за собой такую особенность – никогда не был силен в выпивке, не успел привыкнуть на гражданской, а потом как-то не до того было, да и презирал он этот порок.
Ужин, все же, оказался очень хорошим, блинчики с селедочкой, как закуска, уха из какой-то мелкой, но такой приятной рыбешки, отличная каша со свинной вырезкой и что-то еще... Он даже и не понял, что именно, потому что внезапно все кончилось, он наелся, а водки осталось едва ли половина бутылки. Все-таки слишком резво он навалился на нее, не следовало так.
А потом он попробовал думать. Даже наган подтащил под себя, в прямом смысле уселся на него, хотя дверь и была закрыта, и если бы снова постучали, успел бы до него дотянуться. Самое обидное, когда жевал, когда уничтожал всю эту отличную снедь, страх отступил, зато когда попробовал пить дальше, страх вернулся. И водка, как выяснилось, не помогала. Вернее, что-то от нее внутри тупело, не было уже таким острым, режущим, но осознание страшной, смертельной и бесславной опасности не проходило.
