И Майкл, так убежденно смотрящий на нее: «Конечно…» Как будто не было никакой другой возможности, другого окончания этой истории.
«Что же еще, по-твоему, могло произойти?»
Кружка выскользнула из пальцев, упала на колени, скатилась на пол и разбилась. Лоррейн даже не предприняла попытки поднять осколки, оставив все как есть.
Когда наконец вернулся Майкл, он был не один. Впереди ехала полицейская машина белого цвета с синей полосой, сзади другая – без каких-либо опознавательных знаков. Из первой машины быстро вышли двое полицейских в форме и устремились за Майклом, который почти бегом бросился к дому. Из третьей машины вышла молодая женщина в лыжной утепленной куртке. Она открыла заднюю дверцу, плотный мужчина выбрался из машины и остановился на тротуаре, чтобы натянуть на себя плащ.
Лоррейн, продолжавшая пристально смотреть в окно, фиксировала каждое его движение, стоя в темноте с засунутыми в карманы рунами, он ответил ей внимательным взглядом. Затем она почувствовала, как руки Майкла крепко обвились вокруг нее, глухие рыдания вырвались из его груди, губы прижались к ее волосам, он без конца тихо повторял ее имя: «Лоррейн, Лоррейн…»
В то время, когда Резник еще нес патрульную службу, в воскресенье в обеденный перерыв, взяв пинту пива, можно было послушать пару-другую приличных вещей. По правде сказать, большого выбора не было. Чаще других: «Новый Орлеан» и «Чикаго» с Арнольдом и Боберсом Миллом. Но, когда вы заплатили только за пинту пива, привередничать не приходится. Зато как приятно после тяжелой недели, в субботу вечерком, послушать любимые мелодии: «Кто виноват теперь?» или «Блюзы королевского сада». Мелодичное звучание хора, чередующиеся солисты, два повтора, затем музыканты по одному постепенно выходят из игры, наконец четыре заключительных аккорда, и наконец ударник бросает вверх палочки с криком: «Иее-я! Иее-я!» и… не успевает их поймать.
Однажды Резник уговорил отца сходить с ним, ничего не говоря о музыке, узнав, отец отказался бы идти. Когда они уже были в баре, Чарли сделал вид, что удивился при виде шести мужчин с музыкальными инструментами. Отец, допускавший право джаза на существование только в рамках Винифреда Артвела и Чарли Кунца, смог выдержать только до третьей вещи. Это была довольно грубая обработка «Диппермаут Блюз». Под крики «Ну-ка, залудите эту вещицу как надо!» старший Резник отодвинул в сторону недопитую кружку пива, наградил сына презрительным взглядом и ушел.
