Когда мы с сыном наконец покинули храм Меркурия и направились домой, Юкунд, испугавшись шума и гама большого города, схватил меня за руку. Мне было очень приятно вести его сквозь людской водоворот, крепко сжимая маленькую детскую ладошку. Я думал о том, что, когда мальчик подрастет, я смогу выхлопотать ему римское гражданство и усыновлю его, как только получу согласие Сабины. Но это были заботы отдаленного будущего.
Пока же мой сын Юкунд приносил мне больше огорчений, чем радости. Поначалу он не говорил ни слова, и я даже решил, что ужасы войны лишили его слуха. Он переломал в доме множество предметов и не желал носить римские одежды. Клавдия была не в состоянии обуздать его. Впервые увидев сверстника-римлянина, он, прежде чем Барб успел вмешаться, схватил камень и стукнул его по голове. Барб сказал, что ему следует задать хорошую трепку, я же пытался воздействовать на него добром. И вот я позвал мальчика к себе, чтобы пристыдить его с глазу на глаз.
— Ты оплакиваешь смерть своей матери, — начал я. — Тебя привезли сюда в ошейнике, как собаку. Но ты не собака. Ты должен стать мужчиной, и мы желаем тебе только добра. Скажи мне, чего бы тебе хотелось больше всего?
— Убивать римлян! — оживился Юкунд, сверкнув глазами.
Я облегченно вздохнул, потому что он наконец заговорил.
— Ты в Риме, — мягко объяснил я ему. — Ты сможешь обучиться римским нравам и обычаям. Когда-нибудь я помогу тебе стать всадником. Если твои желания не изменятся, ты сможешь вернуться в Британию и убивать там римлян по всем правилам римского военного искусства, которое, как ты уже испытал на себе, превосходит британское.
Юкунд упрямо молчал, но я заметил, что слова мои произвели на него впечатление.
— Барб — старый ветеран, — продолжал я вкрадчиво. — Расспроси его. Он знает о войнах и сражениях гораздо больше, чем я, хотя голова у него уже и трясется от старости.
Таким образом Барб получил возможность в который уже раз рассказать, как он в полном снаряжении и с раненым центурионом на спине переплывал во время ледохода Дунай. Он мог показывать свои шрамы и объяснять, почему беспрекословное повиновение начальникам и закаленное тело столь необходимы для настоящего воина. Вино он любил по-прежнему; он бродил с мальчиком по Риму и римским тавернам, водил его на берег Тибра, где они купались, и обучал его сочным народным присловьям.
Но даже Барба пугала свирепая жестокость маленького бритта. Однажды он отозвал меня в сторону и сказал:
