– Вы задержались и не сможете со мной поговорить?
– Нет, почему же?! На это уйдет не много времени. Пока я улажу дело со Щурами, вы все узнаете…
– Хотела еще спросить, сколько могут дать Гавриленко?
– Трудно сказать! Неясны до сих пор мотивы… От семи до двенадцати лет.
– Так мало!
– Он признался сам. Не выдержали нервы… Если бы не это, доказать его вину было бы почти невозможно. Думаю, что молчание Щуров было бы почти гарантировано. После дачи ложных показаний милиции при первом расследовании, они стали заложниками своей трусости… Потом, не хочу ничего сказать обидного о вашей бабушке, но некоторые жители хутора дали показания, что она была зловредной старухой…
– И кто же это способен оболгать мертвого, да еще зверски убитого человека?!
– Узнаете на суде… Соберитесь с духом, возьмите себя в руки – ваши испытания и неприятности еще не кончились…
– Ладно, выкладывайте ваши неприятности! Кажется, я сама на них напросилась…
– Вы крепкий человек, надеюсь в бабушку! Вот диктофон, вот конверт с фотографиями. Когда за мной закроется дверь, нажмите эту кнопку и прослушайте документальную запись, потом посмотрите фотографии… У вас полчаса. Чур, вернуть все в целости и сохранности! Договорились?!
– Договорились! Только мне уже страшно, прямо ноги не держат…
– Сядьте на мягкое, – неудачно пошутил Михаил.
Щуры дрожащими руками подписали все бумаги, правда, после того как читали долго и внимательно. Прасковья Прохоровна держалась лучше, а Николай Федорович совсем раскис. В конце он заплакал и стал оправдываться:
– Не знаю, бес попутал. Смерти не боялся, покойников столько видел, что пересчитать невозможно. Было тринадцать лет, а я в голодном тридцать третьем похоронной команде не боялся помогать. Нас так мало в селе осталось, что хоронить солдат присылали. Они боялись, а я нет… А в войну санитаром полевого госпиталя служил. Такого насмотрелся… И бомбежка и артобстрел, а ты ножовкой ногу пилишь, врачи не успевали… А тут на глазах в мирное время человека убивают палкой, не поверите, ноги от страха отнялись…
Михаил поторопился уйти, догадываясь, что его ждут новые слезы…
Мария сидела за столом, положив голову на руки. Она подняла заплаканное лицо, только когда за Михаилом сквозняком громко захлопнулась дверь в комнату.
Он подошел, чтобы забрать со стола конверт и диктофон. Она зарыдала вновь и в отчаянии упала ему на грудь. Михаил ее не отстранил, нежно погладил по голове и попытался успокоить:
