– Удивлен, что вы не возражали против заявления. Это как бы обесценивает ваши лавры.
– Нужно только мечтать, чтобы все преступники по делам, которыми мне придется заниматься, писали такие заявления…
– Есть тут и оборотная сторона медали: возможность сговора следователя с подследственным, ведь такое заявление обычно смягчает наказание…
ѕ До его признания, не боюсь в этом сознаться, я имел весьма смутные подозрения на его счет… До сих пор мне не ясны мотивы, и вы были свидетелем, что он упорно не хочет об этом говорить…
– Не так уж это важно, преступление раскрыто… Однако я хочу вернуться к тому с чего начал. Вас могут обвинить, что заявление о добровольном признании вы разрешили не бескорыстно…
– А-а-а, вот вы о чем?! На юридическом языке это называется даже не версия, а домысел. Сплетен я не боюсь!
– Я должен заботиться о репутации прокуратуры!
– Вы располагаете фактами или эта идея у вас возникла только сейчас, чтобы надеть на меня узду, – не выдержал Михаил.
– Фактов у меня еще нет, но могут появиться…
– Когда появятся, я к вашим услугам!
– Ну, ваше желание или нежелание в таком случае значения иметь не будет!
– Я могу быть свободным? – только и осталось спросить Михаилу. – Завтра я хотел бы провести следственный эксперимент, мне нужно подготовиться…
– Работайте, работайте… – Сафонов сделал вид, что углубился в бумаги.
Михаил вернулся к себе в комнату взбешенным: “Подлый шантаж! Зачем? Неужели из-за материалов на Симоненко. Суд ведь ему не грозит! Столько захапать и еще мало! Скорее всего, здесь дело принципа. Какой-то безродный Гречка вмешивается в их дела, пытается влиять на их судьбу…”.
Щуры отказались быть свидетелями при следственном эксперименте. Бубырь-старший и Марьяна Прохорова согласились только после уговоров. Их нежелание присутствовать, когда убийца будет воспроизводить сцены преступления, было естественным.
Однако зрителей набралось порядочно и Михаилу с помощью двух милиционеров пришлось держать их подальше. Оператор с кинокамерой был приглашен из города. Один из сотрудников милиции изображал пострадавшую.
Сцена ссоры в доме ничего нового не дала, чувствовалась какая-то натяжка. Все повторялось, как в первый приход Алевтины. На улице, рядом с домом Щуров, после показа первого удара, Гавриленко вдруг неожиданно уставился в окна дома Щуров и кому-то пригрозил кулаком. Михаил проследил его взгляд и увидел как лицо Прасковьи отпрянуло от окна.
– Прасковья видела? – спросил Михаил у Гавриленко.
