– Видел? – торжествующе спросил Колумбыч. – А и Б подбежали одновременно, но Б уступила. А остальные только видимость делали, что кидаются. Если бы горсть – другое дело.
Адька смотрел на кур и видел, что все они одинаковые.
– Потом начну опыты с отсаживанием, – сказал Колумбыч. – Когда ранги определю. Пока я только А, Б и В знаю.
– Колумбыч! – сказал Адька. – Пойдем, милый, к доктору. Тебе темечко напекло, бредить начинаешь.
– Наука! – уважительно вздохнул Колумбыч и захлопнул книгу. – Пища для души и ума пенсионера.
Адька поселился в саду в палатке. Этим он преследовал две цели: уязвить Колумбыча подчеркнуто экспедиционным образом жизни даже в этих разлагающих душу и тело южных краях и самоутвердиться, подчеркнуть для самого себя, что он профессиональный бродяга и на долгие годы палатка – его дом, палаточный пол – его ложе.
Отвергнув всякую помощь Колумбыча, он натянул палатку по жестким экспедиционным канонам под старой покореженной временем сливой, притащил найденную во дворе сарайную дверь и положил ее на кирпичики, чтобы снизу не проникала сырость от влажной кубанской земли, в углу палатки поставил ящик – стол, покрыл его чистым газетным листом, прилепил свечку для ночного чтения, разложил книжки и почувствовал себя счастливым самостоятельным человеком.
Колумбыч только покряхтывал, завистливо глядя на все эти приготовления, потом сказал:
– Там и второй человек поместиться может.
– Иди-иди, – ответил Адька. – Тебе надо спать под крышей и по ночам пересчитывать кур. Ни к чему тебе палатка.
С хитростью потомственного сибиряка Адька просто хотел довести Колумбыча до белого каления и уж потом предъявить ему ультиматум, сказать, что ребята требуют Колумбычева возвращения. Раньше времени об этом не имело смысла говорить, ибо Колумбыч начал бы хвастать про то, как был он всю жизнь незаменим везде, куда кидала бродяжья армейская жизнь: строитель плотов и лодок, лекарь, охотник, тренер, душа общества, музыкант – гитарист, балалаечник. Кроме того, Адьке хотелось побыть в палатке одному, имелась необходимость крепко подумать. Первые два пункта наказа он выполнял после приезда легко: каждое утро мотался на пляж и пил сухое вино, правда, без особого удовольствия, но ведь ребята же знали, что советовали. Насчет третьей части наказа – женщин, дело обстояло хуже, если не катастрофически. Вообще-то Адька считал, что суровому экспедиционному человеку женщины ни к чему, одна морока с ними и волнения, от которых женатики, оставившие жену где-то в Москве, Ленинграде или Новосибирске, перед отпуском чуть не на стенку лезут. И полезешь – разные мысли в голову приходят, когда ежемесячно шлешь богатые переводы, а жена там одна в благоустроенной квартире – готовая добыча для проходимцев с усиками.
