– Это «Мюриэл», – сказал мальчик.
– «Мюриэл»?
– Ну да. Та, что была до нее, называлась «Агатой». В честь моей тетки. Нашу первую мы с Ронни окрестили «Алисой в Стране чудес». А мы были «Белым Кроликом». Вот потеха!
– Значит, у вас с Ронни их было уже три?
– Ну да, – сказал мальчик и придвинулся поближе. – Заметил! – прошептал он. Лицо его оживилось снова. – Когда будем возвращаться, – шептал он, – смотрите в оба!
– А-а, – сказал Богарт. – «Эргенштрассе»… – Он поглядел за корму и подумал: «Господи! А мы ведь и впрямь пошли, да еще как!» Он посмотрел теперь на воду через борт, увидел, как пролетает мимо них береговая полоса, и подумал, что катер движется почти с той же скоростью, с какой поднимается в воздух его «хэндли-пейдж». Уже здесь, в закрытой от ветра гавани, они начали толчками перепрыгивать с волны на волну. Рука его все еще лежала на цилиндре. Богарт обвел его взглядом от той части под сиденьем Ронни, где цилиндр, по-видимому, начинался, до другого оконца, который, скашиваясь, уходил под корму вниз.
– Тут, наверно, воздух, – сказал он.
– Что? – спросил мальчик.
– Я говорю, воздух. Он, наверное, наполнен воздухом. Для того, чтобы катер повыше сидел на воде.
– Ах вот что! Очень может быть. Вполне возможно. Мне это не приходило в голову. – Мальчик прошел вперед. На ветру бурнус хлестал его по плечам. Он пристроился рядом с Богартом. Головы их были защищены от ветра переборкой.
За кормой убегала гавань, очертания ее уменьшались, тонули в воде. Волна становилась все выше. Лодка то взлетала на гребень, то, ныряя, замирала на миг как вкопанная, а потом опять устремлялась вперед. Струи водяной пыли перелетали через борт и били по катеру, как огромные пригоршни дроби.
– Я хочу, чтобы вы все-таки надели плащ, – сказал мальчик.
Богарт не ответил. Он только обернулся и поглядел на его оживленное лицо.
– Мы вышли в открытое море, правда? – спросил он негромко.
– Да. Возьмите плащ, прошу вас!
– Спасибо, не надо. Мне и так хорошо. Ведь мы ненадолго?
– Нет. Скоро повернем. Тогда будет чуть потише.
– Ну да. Когда повернем, будет совсем хорошо.
И они повернули. Катер пошел ровнее. Вернее говоря, он теперь уже больше не ударялся, вздрагивая всем корпусом, о валы. Волны теперь катились под ним, и он несся, все ускоряя ход, в головокружительном порыве, заваливаясь то на один борт, то на другой, всякий раз словно падая в пустоту, отчего замирало сердце. Катер мчался, а Богарт глядел на корму с той же затаенной опаской, что и там, на пристани.
