Рыпман. Ну, хватит дискуссий. Если я привью тебе немного железы сомнения, ты усомнишься и в этой своей истине. (Дамам.) А теперь, сударыни мои, за мной в лабораторию Сверхъесте…
В левую дверь входит Гнумбен. Гвардейцы становятся по трое у каждой двери.
Гнумбен. Все находящиеся в красном кабинете арестованы. Приказ Его Единственности.
Рыпман (смеется). Все, кроме меня, я полагаю?
Гнумбен. Все – вам понятно, господин Рыпман? Вы, должно быть, знаете – я никогда не ошибаюсь.
Рыпман. Это недоразумение…
Гнумбен. Я никогда не ошибаюсь, господин Рыпман. Встать и следовать за мной.
Идет налево. Все следуют за ним.
Свинтуся. Это просто шутка. Дедуля решил сыграть совсем другую пьесу. Я иду.
Идет налево. Перпендикуляристы поднимают о. Унгвен-тия. За ними перепуганные пневматики. Следом женщины и Рыпман, подгоняемый прикладами гвардейцев. Женщины плачут.
Рыпман (на ходу). О боже, боже! Однако эти железы всегда могут преподнести сюрприз.
Камера № 17 в тюрьме на улице Гениальных Оборванцев. Темно-коричневые стены, желтые колонны. Полно дыма. Справа и слева кучи соломы. На заднем плане деревянная лестница наверх, ее завершает железная дверь, по которой каждые пять минут кто-то изо всех сил бьет молотом. Камера освещена оранжевыми лампами, висящими в два ряда высоко на стенах. Их красноватый свет приглушен густыми клубами расползающегося дыма. Здесь вся компания – u compris[17] четверо палачей, – за исключением Вахазара, Визгоморда и Гнумбена. Свинтуся одета в платье с красно-желтым рисунком. Лидия что-то ей застегивает сзади. Слева на соломе палачи и Любрика с Симпом-пончиком. Справа – о. Унгвентий, двое пневматике в, Скаброза и Рыпман без халата. Все апатично лежат на соломе. Донны Любрика и Скаброза одеты в серые мужские костюмы.
Любрика (Морбидетто). Ну что, господин палач?! Может, развлечете нас беседой? Может, изобретете для нас какие-нибудь новые пытки?
Морбидетто (зевая, многозначительно). Со временем будет и это. Только я думаю, мы здесь ненадолго. Не стоит и начинать. Наш мастер жизни в своих делах довольно расторопен.
Любрика. И несравненно более медлителен в мыслях.
Морбидетто. Особенно в тех, которых он вообще не высказывает.
Любрика. А в городе, да и тут, у нас, поговаривают, что ты, преподобнейший палач, знаешь о нем все.
Морбидетто. Я знаю его в минуты ярости и гнева. Но мне непонятны некоторые проявления его мягкости и спокойствия.
Любрика. Возможно, это момент отдыха?
