Муж не обещал Марии около себя медового месяца весны, но зато обещал хорошее лето и осень. Теперь ей припомнилось это сравнение. Какое различие между ее ожиданиями и тем, что дал ей до сих пор союз с ним. Буря беспокойства, борьба, вечная смена тяжелой работы и излишнего утомления, вот что было его жизнью, его существованием; для этого-то существования Питер призвал ее стать рядом с ним и, однако, ни разу не выказал даже желания уделить ей часть своих забот и усилий. Так не могло, не должно было продолжаться! Все, что в родительском доме казалось Марии прекрасным, милым, здесь не существовало. Музыка и поэзия, возвышавшие ее душу на родине, изящные разговоры, развивавшие ее ум, всего этого здесь не было. Расположение Варвары никак не могло вознаградить Марию за потерю этих благ, она отдала их за любовь своего супруга. Какова же была эта любовь?
С горьким чувством молодая женщина положила ящичек назад в ларец и последовала приглашению идти обедать. За большим столом она застала только Адриана и слуг, так как Варвара сидела около Лизочки.
Еще ни разу не чувствовала Мария так остро, как сегодня, вокруг себя пустоты, а себя ненужной и одинокой. Что ей было здесь делать? Варвара заведовала кухней и погребом, а она, она стояла только на дороге своего мужа при исполнении им своих обязанностей по отношению к городу и государству.
В это время ее мысли были прерваны опять стуком молотка по двери. Она подошла к окну. Это был врач. Лизочке стало хуже, а она, ее мать, ни разу даже не спросила о самочувствии малютки.
«Дети, дети! — подумала она про себя, и ее безучастное лицо оживилось. Как-то просветлело в ее душе, когда она сказала себе: — Я клялась Питеру беречь их, как своих собственных детей, и хочу выполнить то, что взяла на себя добровольно и с радостью».
Исполненная лучших намерений, Мария вошла в полутемную комнату больной и быстро закрыла за собой дверь. Доктор Бонтиус с упреком оглянулся в ее сторону, в Варвара сказала:
— Тише, тише! Лизочка только что заснула!
Мария подошла к постели, но врач остановил ее и спросил:
— У вас была оспа?
— Нет.
— В таком случае, вы не должны входить в эту комнату. Там, где ухаживает госпожа Варвара, не требуется никакой посторонней помощи.
Бургомистерша, ничего не ответив ему, вышла. На сердце у нее лежала тяжесть, несказанная тяжесть. Она чувствовала себя какой-то чужой в доме своего мужа. Ее тянуло на простор. Когда она, захватив головной платок, спускалась по лестнице, запах кожи, который поднимался от кип, лежавших в подвале на голой земле, и которого она раньше почти не замечала, показался ей невыносимым. Ей страстно захотелось назад к матери, к дельфтским друзьям, в спокойный и веселый отчий дом. В первый еще раз она решилась назвать себя несчастной, и, идя с опущенными глазами по улицам против ветра, она тщетно старалась бороться с таинственной мрачной силой, которая заставляла ее всерьез поразмыслить, почему и как все вышло иначе, чем она надеялась.
