— Все! Он свободен, — сказал Тура. — Можешь идти. Когда понадобишься, мы тебя вызовем.
Орезов и Кадыров стояли в недоумении — никто не ждал такого поворота событий и, в первую очередь, сам Мазут.
— Могу ехать прямо сейчас? — Мазут на секунду окунул лицо в ушанку, убрал ее, взглянул на Саматова.
— Можешь.
— Спасибо.
Ни на кого не глядя, браконьер прошел к дверям. Через минуту раздался гул спаренных моторов. Едва Мазут уплыл в помещение вошли Миша Русаков и Керим, они слышали весь разговор.
Русаков принес с судна завернутые в скатерть хлеб, консервы и другие продукты, сложил на стол.
— Это вам, отец…
Прокаженный поблагодарил, сел отдельно. У него оказалась массивная даже для его крупной головы — тяжелая нижняя челюсть. Он что-то жевал, по-стариковски, задумчиво, глядя куда-то в стену.
— Зря вы его отпустили, — сказал Кадыров. — Они теперь договорятся, кому какие дать показания. Вы их еще не знаете…
— Если хотят человека допросить, то ему нельзя перед этим бить морду… Потому что это уже не допрос, а нечто другое! И все показания после этого лишены, фактически, силы!
Представитель частного капитала на восточном побережье — хозяин «Парикмахерской Гарегина» — стоял у дверей своего заведения на фоне выведенной краской надписи во всю стену соседнего дома: «Смерть убийце Умару Кулиеву!..» Гарегин стоял в той же позе, исполненной величия и трагизма, что и накануне.
— Так проходит слава мира… — грустно сказал он, глядя куда-то поверх головы Саматова.
Тура хотел обернуться, но парикмахер неверно истолковал его движение, взял под руку со словами:
— Входите, входите… У вас нет выбора. Надо же искать убийцу Пухова! А ищут обычно или поздно вечером, или ночью, или на рассвете… Ведь так?
— Гарегин Согомоныч, может быть, вы перейдете к нам на работу? Такие детективные способности… — заметил Тура.
Наемник капитала был не склонен шутить.
— Нет-нет-нет! Мое призвание — работать здесь. А вы, спасибо вам, первый человек, который называет меня здесь правильно. Все остальные дикари зовут меня Георгин Самогоныч…
Тура посмотрел на часы, провел рукой по лицу. Мелкая колючая щетина покрывала подбородок.
Они зашли в его белую мазанку. Гарегин усадил Туру в кресло, обвязал хрустящей, чистой белой салфеткой, намылил лицо горячей душистой пеной и начал колдовать бритвой.
— …Кроме того, я бы, например, не мог работать в обычной милиции. Но в водной?! Пожалуйста. В рыбоинспекторы я бы никогда не пошел! — клубился над Турой голос Самогоныча. — Саттара Аббасова убили и сожгли. — Он кивнул на видневшиеся на стене строчки. — Теперь вот Пухова… А в водную милицию я пошел бы… Там, слава Богу, пока никого не убивали. Но у них свои проблемы… Операция «Невод»! Ловить браконьеров! Такое тут скоро начнется! Как на войне… Автоматы, вертолеты, катера… Самое главное, что все равно никого не поймают. А если и поймают, то только мелкую сошку. Я не знаю, как это там у них выходит, но крупная никогда не попадается… Может быть, с вашим приходом… Не знаю! Хотя на ваш счет ходят слухи… Конечно, вы меня извините. Я все хочу спросить — кто вас стриг? Какой парикмахер?
