— Мне это никогда не давалось, — сказал он мне с застенчивой улыбкой, — а теперь я уже стар, чтобы учиться.
Для нас же троих купание было приятно-освежающим, тем более что на солнце мы быстро обсохли и нам снова стало тепло и уютно. Артур, сделав несколько снимков, уселся в сторонке, положив рядом очки и глядя перед собой с озабоченностью старика. Он действительно был со странностями. Впрочем, когда мы уселись за еду, он к нам присоединился. Потом Кэрол сказала:
— Пойдем пройдемся, Джеймс. Я хочу увидеть настоящее море.
И мы пошли к Дальним пескам, за которыми виднелась полоска синевы.
Я был страшно рад снова остаться с ней наедине. Поначалу мы даже ни о чем не говорили, просто шли рядом, обнявшись. Немного погодя Кэрол спросила:
— Ну, что ты думаешь о Фэй?
— Что бы я тебе ни сказал, — ответил я, — тебе все покажется грубой лестью.
Она рассмеялась:
— Хорошо, а об Артуре?
На этот раз я ответил не сразу:
— Что ж, он человек интересный, мне он понравился, но…
— Но — что?
— Ты бы влюбилась в него, если бы тебе довелось встретиться с ним первой?
— Милый мой, ну откуда же мне знать… Я теперь даже вообразить себе этого не могу.
— Мне кажется, он пробудил в Фэй материнский инстинкт, — сказал я. — Встретила она его в больнице, он оказался диабетиком, первая женитьба кончилась трагически и так далее…
Кэрол согласилась со мной:
— Вполне вероятно, что ты прав. Он вообще немного жалкий, ты не находишь?
— Он еще более угрюм, чем можно было судить по твоим рассказам.
— Да, я тоже заметила, — сказала Кэрол. — Он таким раньше не был. Пока мы с Фэй шли сюда, она говорила об этом. Она слегка встревожена его состоянием.
— Ничего удивительного. Она хотя бы догадывается, в чем дело?
— Не имеет ни малейшего представления. Артур клянется, что все в порядке, но его явно что-то тяготит.
— Он с такой охотой рассуждает о своем диабете, что причина вряд ли в болезни… От Фэй же он просто в восторге…
— Верно, бросается в глаза, как они привязаны друг к другу.
Наш разговор на этом оборвался. Нас целиком поглотило окружающее. К этому времени мы уже более чем на милю удалились от морского берега и дошли до места, какого я прежде никогда не видел. Мы то и дело пересекали протоки, в которых сейчас не было воды. Они были глубоко врезаны в песок мощными отливными потоками. По сторонам от проток песок был вздыблен причудливыми навалами, где попадались скрытые пустоты, и мы несколько раз по колено проваливались в них. То было действительно буйство природы, и передвижение отнимало столько сил, что мы скоро оставили идею добраться до моря. Вместо этого мы вернулись обратно кружным путем, продвигаясь некоторое время вдоль большой, наполненной водой протоки, отмеченной с противоположного берега небольшими черными буями. Я сообразил, что это, должно быть, пролив, ведущий к гавани Фэйрхавена. Мы оба страшно обрадовались, снова ступив на ровную и твердую землю. Если это Дальние пески, подумал я, то пусть они будут как можно дальше!
