- Дождина который день... охота срывается...
- Дождь - это точно... - поддержал Седой, не понимая, как он, битый-перебитый, сумел так вляпаться, поднялся, у двери с трудом выжал из себя:
- Не пойму... с чего это?..
- Вы о чем? - деловито перебирая бумаги, осведомился накрепко оградившийся чиновной броней Сановник.
- Да так... - неопределенно буркнул седоголовый. - Значит, как надумаете куда и сколько, только скажите...
Сановник поморщился.
- Что-то не так? - Седой уже положил ладонь на ручку двери.
- Так... все так... голос у тебя больно громкий, пронзительный... стены буравит...
- А кого здесь бояться? - недоумевал Седой. - Здесь все свои... Все на доверии. Наши люди!
- Наши! - поддержал Сановник, губы скривились улыбкой, явившей странную смесь властности, корыстолюбия, трусости и, как ни странно, мальчишества.
Сановник поднял трубку... Телефон с гербом ожил в кабинете Черкащенко.
- Нужно место на выезд, - сказал Сановник, - на постоянку...
- Подумаю. - Черкащенко привычно возил пепельницу по столу.
- На раздумья времени нет, - надавил Сановник и, опасаясь перебора, уже по-доброму дожал, - нет времени, Тихон Степаныч. И еще... у меня тут внезапно сумма образовалась... нельзя ли по Вашим каналам...
- Сколько? - уточнил Черкащенко и, услыхав ответ, выдохнул излюбленное. - Ух ты! - положил трубку. Вызвал Чугунова.
Вошел сухой, высокий человек со стальным ежиком и серо-голубыми непроницаемыми глазами.
- Садись! - по-свойски прикрикнул Черкащенко и сразу перешел в атаку. - Знаешь сколько страждущих в Цюрих смотаться... аховая поездка... Трезвонят со всех сторон, каждый своего толкает, а я уперся, только Чугунов, спец экстра-класса! А ты меня не жалуешь! Не поддерживаешь! Вроде все кругом замараны, и я... больше всех, а ты - непорочная, значит дева. Вроде, как все в гэ..., а ты, значит, в белом!
Чугунов обводил взглядом начальственный кабинет, будто попал в эти стены впервые: обязательный портрет вождя-отца за спиной хозяина, обязательные синие с золотом "ни разу не надеванные" тома Ленина, обязательные дурацкие кумачевые вымпелы-треугольники за остеклением шкафов...
- Молчишь?.. - терпение покидало Черкащенко, засмолил беломорину. Молчишь, твою мать, мол, хуля, с придурком объясняться? - и, не дождавшись ответа. - А придурок... тебя в Цюрих заправляет... по старой дружбе. Тут Ребров слюной исходил, а я руками разводил... пойми, мил человек...
- Тихон Степаныч, - перебил Чугунов, - ты же не просто так, не за здорово живешь глаз на меня положил...
