Настурция Робертовна Притыка сжимала обеими руками пудреницу, будто окантовала пестик из коричневой пластмассы лепестками малиновых ногтей; приемщица осматривала свое лицо с тем тщанием, с каким сотни лет назад землепроходцы изучали карту гиблых и вовсе неизвестных мест, куда им предстояло отправиться за славой ли, за смертью или за тем и другим. До открытия магазина оставались минуты, за дверью под уныло струящимся дождем мокли сдатчики, пыль на окнах снаружи свалялась в толстых, мохнатых червяков, вяло сползающих к низу растрескавшейся неопределившегося цвета рамы. Две минуты миновали, Настурция подняла глаза и свозь стекло встретилась взглядом с Тузом треф. Неужто День возвращения? Настурция щелкнула пудреницей. Время летит, ужас. Только вчера вроде ссужал Колодец свои железные рубли, а вот уж пора рассчитаться, к кредитору тянутся люди... или бывшие люди... или как их назвать... так жизнь и прошмыгнет.
Туз треф согнул указательный палец крендельком, собираясь постучать в стекло, мол, открывай, царица. Настурция остервенела, отшвырнула пудреницу, вскочила, покрутила пальцем у виска; очередь понуро глазела сквозь вертикальные столбики сбегающей по стеклу дождевой жижи. Настроение хуже не придумаешь. Настурция искрами негодования расстреливала очередь и ненавидела ее, всю, целиком, как единое существо; ноздри уже привычно вздрагивали от тошнотворной смеси запахов, которые ворвутся с улицы с приходом безмолвных. Настурция тяжело вздохнула и еще раз гневно вперились в Туза треф, алкаш смешался, упер глаза в объедки собачьей трапезы у порога.
Очередь терпеливо молчала, на месте Туза треф никто оказаться не возжелал. Настурция - женщина серьезная и злопамятная, как начнет цены сбивать да тыкать в никому не понятные прейскуранты, только держись.
После времени открытия, оговоренного на жестяной табличке, прошло семь минут, Настурция двумя пальцами скинула крючок с петли. Очередь благодарно потянулась внутрь. Настурция из-под насупленных бровей сверкнула недовольством. Встали не так! К прилавку не пройти! Очередь покорно перестроилась. Настурция не подобрела, только шумно, драматически, как актриса на сцене перед принятием кинжала в свои груди, вздохнула, мол, олухи, боже мой, неужто не понятно?.. Очередь стоически перестроилась еще раз и, как видно, не угадала намерения приемщицы. Настурция не выдержала:
- Не понятно?.. Ближе к креслу стать нельзя что ли? - махнула на колченогое тряпично-деревянное безобразие, призванное воплощать многовековую идею внимания к ближнему оторванными подлокотниками и сальными потертостями.
