Показались во тьме фары – это вернулся наш «Москвич». Мы погрузились в него, оставив беднягу-водителя до конца исполнять свой профессиональный долг («el deber de profesion») и покатили сквозь нарастающие синие вспышки. Через минуту грянул ливень. Это была сорвавшаяся с небес Ниагара. Как нас не смыло! Вода трясла машину и ревела, при вспышках видны были ее летящие седые космы…
Конечно, этот шквал стряхнул с меня прежние ощущения. Но посреди ночи (после коктейлей в баре с лампами из сухих тропических тыкв и плотного ужина), в постели под покрывалом с антильским орнаментом, я почувствовал опять, что Город недалеко. Он тихонько, ненавязчиво продолжал разматывать свой сюжет. Сюжет-воспоминание, музыкальным фоном которого была все та же гитарная мелодия.
Оказавшись на грани сна, я ускользнул в Тюмень сороковых годов, где запах лебеды, лопухов и полыни наполнял синие сумерки во дворах на моей улице Герцена. И в этой полудреме начали складываться строчки, которые я потом никогда не записывал, выношу их на бумагу впервые (да и то, если быть точным, не на бумагу, а на экран):
Затерянный меж улиц старых,
Под тополем притих наш двор,
И в теплых сумерках гитары
Ведут неспешный разговор.
Средь лопухов и меж заборов,
Среди высоких теплых трав
Звучит в их струнных переборах
Мелодия далеких стран.
Густеет синий вечер лета,
А в нем мелодия поёт —
Как обещание билета
На океанский пароход…
Я понимаю, что это неуклюжие, можно сказать, детские стихи. Но они и придумались, когда я ощущал себя десятилетним мальчиком, который присел в сумерках на теплое дощатое крыльцо рядом с приятелями, под зажженной у двери желтой лампочкой.
На наших сандалиях – теплая пыль переулков, где мы до недавнего часа гонялись друг за другом в бесконечной игре «сыщики-разбойники». Теперь набегались, хочется тишины. Звезды мигают сквозь черную листву тополя. Домой еще никого не кличут, можно посидеть, никуда не торопясь. Старшая девочка Люся Протасова (она у нас вроде организатора тихих игр и вечернего досуга) принесла из дома какой-то старый журнал, говорит, что почитает занятную сказку. Самое подходящее дело для такого времени! Мы сдвигаемся теснее, давая Люсе место…
«Щелк-щелк-щелк», – слышится на кирпичной дорожке. От калитки быстро движется к нам белое пятно – панамка девятилетнего Генчика Вересова. Он москвич, но недавно какими-то путями оказался с матерью в нашем городе. Я с Генчиком подружился, потому что оба мы – «глотатели книг».
