Ух какие люди собрались здесь ради мальчишки! Сам маршал Тюлюппэ не поленился встать рано, пожаловал с адъютантами…
Двенадцать солдат морского десанта выстроились с ружьями недалеко от парапета. "Ну, правильно. Знакомых на это дело не поставят… Вот странно, я почему-то почти не боюсь…"
Один из адъютантов развернул очень белый лист и стал громко читать. Громко и… неслышно. Между ним и мальчиком как бы выросла прозрачная стенка и слова отскакивали от нее.
Потом адъютант что-то сказал караульному офицеру. Прозрачная стенка исчезла. Офицер с черной бородкой – тот, что вчера дал мальчику хлеб и помидор – отчетливо ответил адъютанту:
– Это не входит в мои обязанности, капитан!
– Под арест! – не то пролаял, не то прокашлял командующий императорской армией.
Офицер пожал плечами. Отцепил саблю, отдал адъютанту и пошел с каменной площадки.
Командир Второго Колониального полка (мальчик его почти не знал, тот появился недавно, вместо прежнего, раненного) официально шагнул к Тюлюппэ.
– Господин маршал, мы ждали от вас иного. Неужели вам чуждо всякое сострадание?
– Вы забываетесь, полковник!
– Прикажете и мне под арест?
– Если вы откажетесь командовать солдатами.
– В данном случае – безусловно. И надеюсь, что эта история скоро станет известна императору! – Полковник тоже отдал саблю адъютанту. И ушел вслед за командиром караула.
Мальчик наблюдал за происходящим со спокойным любопытством. Будто он – это не он. Будто во сне…
– Лейтенант! – пролаял Тюлюппэ.
– Я, мой маршал! – Лейтенант Бордо звякнул шпорами.
– Я поручаю эту миссию вам… капитан! И поторопитесь! Пора кончать! Не армия, а балаган!
Бордо встал у края шеренги.
– Солдаты! На-а прицел!
"Кажется, ведь должны завязать глаза? Черта с два! Не дам!"
Но про повязку, видимо, забыли.
Ружья поднялись. Медленно, вразнобой. Потом правофланговый усач нагнулся и положил ружье.
– Виноват, мой маршал. Я солдат, мой маршал, я не умею стрелять в ребятишек. Лучше уж прикажите встать рядом с ним…
"Вот это да", – подумал мальчик. И будто проснулся. В нем стремительно вырастала надежда.
Остальные солдаты тоже сложили перед собой ружья – как дрова.
– Вы все будете расстреляны по решению военного суда! За неповиновение и бунт!.. Кру-гом! На гауптвахту шагом марш! – В голосе Тюлюппэ прорезались петушиные ноты.
Солдаты повернулись – кто через левое, кто через правое плечо. И шеренга, ломаясь, ушла с площадки (гравий хрустел под сапогами). В спинах солдат был не страх, а облегчение.
